— Привет, пупсик.
9
Шестеренки в моей голове лихорадочно вращаются, но тело словно парализовало. Здоровяк являет собой огромное и, увы, непреодолимое препятствие между мной и улицей.
Кажется, я влипла.
— Я… Э-э… — Вот и все, что удается из себя выдавить.
— Какого хрена следишь за мной? — рокочет великан.
Голос его всецело соответствует облику: суровый и грубый.
Он делает шаг вперед, не сводя с меня своих почти неестественно голубых глаз.
Рохле в лондонском спальном районе не выжить, да и в журналистике, коли на то пошло. Но это совсем другая весовая категория.
— Отойди! — выдавливаю я. — А то закричу!
— Да ори себе на здоровье. Когда фараоны нарисуются, ты уже все выложишь, а меня только и видели.
Еще один шаг.
— Так как разрешим нашу проблему? По-хорошему или по-плохому?
Глядя ему в глаза, сую руку в карман и молюсь про себя, чтобы телефон оказался там. Ага, размечталась.
С ужасом ожидаю следующего шага, но тот внезапно замирает.
Озираюсь по сторонам на предмет возможных путей бегства, благо что великан стоит себе словно манекен. Проходит несколько секунд, и я уже начинаю серьезно подозревать, что его хватил удар, настолько он неподвижен и отсутствующий у него взгляд.
Однако здоровяк столь же внезапно выходит из транса.
Он мерит меня взглядом и спрашивает:
— Как тебя зовут?
— Эмма.
Выражение его лица несколько смягчается, и теперь оно не до усрачки свирепое, а просто жуткое.
— Слушай, я тебя не трону. Просто хочу знать, почему ты за мной следишь.
Есть ли смысл врать? Брошу-ка я ему косточку и посмотрю на реакцию.
— Уильям Хаксли.
— При чем тут он?
— Я была там. В тот день, в конюшне.
— И что с того? — только и пожимает он плечами.
— Я хочу знать, что там произошло.
— Зачем?
— Я журналистка.
— А, мог бы и догадаться. Из какой газеты?
— «Дейли стандарт».
— Эту не читаю. Спортивный раздел больно короткий.
— Обязательно передам ваш отзыв.
По губам великана пробегает подобие улыбки.
— Вот что, пупсик, Билл Хаксли — хороший парень, ищи компромат в другом месте.
— И я должна поверить вам на слово, мистер?..
— Зови меня Клемент.
По крайней мере, теперь я знаю его имя — если оно настоящее, конечно.
— И да, тебе лучше поверить мне на слово, — назидательно продолжает великан. — Если не хочешь напрасно потратить время или вывести меня из себя.
Выводить его из себя вовсе не хочется, но с какой стати мне ему верить? Я по-прежнему жажду ответов — а значит, придется пойти на риск.
— Не желаете опрокинуть по стаканчику, Клемент?
— Без обид, но ты несколько старовата.
Не сразу нахожусь с ответом.
— Простите?
— Да тебе ж наверняка полтинник.
Страх немедленно сменяется возмущением:
— Какая наглость, мне сорок шесть!
— Ну, почти.
Теперь моя очередь испепелять его взглядом.
— Сами-то! В зеркало давно смотрелись?
Клемент снова улыбается, на этот раз достаточно широко, чтобы обнажить ряд пожелтевших от никотина зубов.
— Ну, пошли. Выпью пинту, если угощаешь.
— Я вовсе не на свидание вас приглашаю. — огрызаюсь я. — Просто выпить.
— Ну да, ну да.
Раздраженно закатываю глаза. Дело сдвинулось, но, хотя мне уже не так страшно, лучше оставаться начеку.
— Возле станции есть паб. Может, туда?
— Да как скажешь.
Я киваю на переулок.
— Без обид, но я после вас. Не люблю сюрпризов, — предупредила я.
— Пожалуйста.
Клемент разворачивается и топает по переулку. Я дожидаюсь, пока он не выйдет на улицу, и только тогда двигаю следом, не сводя с него взгляда. Мои меры предосторожности совершенно не производят на него впечатления.
В целости и сохранности я достигаю тротуара. Теперь придется поддерживать разговор.
— А как, если не секрет, вы догадались, что я слежу за вами?
— Да потому что сыщик из тебя дерьмовый.
— О.
— Когда поезд проходит через тоннель, окна превращаются в зеркала, замечала?
— Э-э…
— И витрины тоже могут служить зеркалами.
— Пожалуй, мне лучше вернуться в полицейскую академию.
— Да, не помешает.
Будь Эрик жив, ей-богу, так и прибила бы за то, что не рассказал мне о таких элементарных вещах!
— Простите за любопытство, вы здесь живете?
— Не, для меня тут слишком скучно.