— Кого-то навещали?
— Не-а.
— По работе приехали?
— А ты и вправду любопытная баба, — хмурится Клемент.
— Я — журналистка. Работа у меня такая.
— Не поспоришь.
— Так что вы здесь делаете?
Мы сворачиваем за угол, и, когда я уже не жду ответа, он произносит:
— Искал кое-что.
— Нашли?
— Нет, зато подвернулось кое-что другое.
— А если подробнее?
Клемент качает головой и ускоряет шаг — вероятно, с расчетом загнать меня и таким образом избавиться от вопросов. Его тактика срабатывает безупречно, и у дверей паба меня уже прошибает пот.
К моему удивлению, он открывает передо мной дверь, и мы вместе проходим к стойке.
— Так чем мне вас угостить? — спрашиваю я.
— Пинтой пива.
Заказываю пиво и бокал вина. Похоже, о редакции на сегодня можно забыть. Делаю себе мысленную пометку отправить Дэймону сообщение с оправданиями, которые еще предстоит состряпать.
Клемент тем временем удобно устраивается за столиком возле выхода. Видать, на сегодня его квота рыцарства исчерпана, и мне приходится нести напитки самой.
— Спасибо, — говорит он, облегчая мою ношу на пинту.
— Ага, всегда пожалуйста.
Либо он не улавливает сарказм, либо предпочитает не замечать. Сажусь напротив.
— Не возражаете, если я буду записывать наш разговор?
— Возражаю.
— Ну, ладно.
Ходить вокруг да около бессмысленно, и я сразу беру быка за рога:
— Можете рассказать, что в тот день произошло в конюшне?
— Умерла одна чувиха, — вполголоса отвечает Клемент. — Вот и все.
— Как она умерла?
— Несчастный случай.
— Я ее видела. У нее из груди торчал нож!
— Говорю же, несчастный случай.
Он произносит это твердо, но без агрессии. Не зная его, не могу определить, врет он или нет. Как бы то ни было, повторять вопрос бессмысленно.
— Ладно, допустим. Но как там оказался Уильям Хаксли?
— Просто не повезло, — пожимает Клемент плечами. — Но он не делал ничего противозаконного. И здесь тебе снова придется поверить мне на слово.
Трудно смотреть прямо в глаза и врать, но Клемент не отводит взгляд. На столь близком расстоянии я могу в полной мере оценить его глаза, совершенно не вяжущиеся с остальным лицом — словно два сверкающих сапфира, утонувших в складках потрепанного кожаного портфеля.
— Послушай, пупсик. Я понимаю, что у тебя работа, но, повторяю, Билл хороший парень. Брось это дело.
Ну уж нет, пока я не собираюсь ничего бросать. Похоже, настало время прибегнуть к безотказному средству — эмпатии.
— Скажите, Клемент, вы где выросли?
— Как и ты, на северном берегу.
Его ответ застает меня врасплох.
— Откуда вы знаете, что я из северного Лондона?
— У тебя высшее образование?
— Да, я закончила университет.
— Но из рабочей семьи?
— Хм, да.
— Так и думал. Всю жизнь, поди, пыталась избавиться от говорка.
А эта гора мяса, оказывается, отнюдь не лишена мозгов и наблюдательности. Давным-давно, когда меня еще волновало, что думают обо мне другие, трущобный говорок был для меня настоящим крестом. В колледже и университете я старалась тусить со студентами с правильным выговором в надежде в конце концов его перенять. До сих пор мне казалось, что это мне удалось.
— Ладно, мистер умник, вы меня раскусили. Я живу в Килберне, но выросла в Харинги.
— Можно вывезти девушку из Лондона… Так?
— Пожалуй. Ну а вы — у вас что за история?
— Длинная… и сложная.
— Я не спешу.
Клемент прихлебывает пиво и отвечает:
— Как-нибудь в другой раз.
Что ж, зайдем с другой стороны.
— Могу я тогда поинтересоваться, чем человек вроде вас зарабатывает себе на жизнь?
— Да чем придется.
— Весьма смутный ответ.
— Дай жизнь у меня довольно смутная.
— Уже вижу. Но, насколько понимаю, вы не из тех, кто работает от звонка до звонка?
— Что верно, то верно.
Его руки говорят о том же, эдакие заскорузлые грозди бананов с бессчетными шрамами.
— Что-нибудь связанное с охраной?
— Типа того.
— Для гастролирующих групп?
— С чего ты взяла?
— Да хотя бы из-за вашего наряда. А уж когда я видела в последний раз такие потрясающие баки, и не припомню. Дайте угадаю: работаете в охране старых рок-групп вроде «Ху» или «Лэд Зэппелин»?
Вместо ответа Клемент снова потягивает пиво и со скучающим видом оглядывает паб.
— Хотя бы тепло? — не унимаюсь я.
— Я решала, — смягчается он наконец. — Среди прочего.
— О, как интересно. И что же вы решаете?