— Ах, у вас нет собственного жилья?
— Не-а. Никогда не было и не будет.
— Но ведь это крайне недальновидно. Осмелюсь предположить, пособие вам не полагается, на что же вы собираетесь жить, когда выйдете на пенсию?
— Я вышел на пенсию уже давным-давно.
— Что? Вы же сказали, что работаете решалой. Это ведь постоянная работа, разве нет?
— Не, это скорее… Как же называется… Призвание, вот.
— Поэтому вы и не хотите получить с меня плату?
Великан глубоко затягивается и отвечает:
— Скажем так, мои жизненные цели отличаются от общепринятых, и деньги среди них не значатся.
— Принято, но если вы вдруг передумаете, предложение остается в силе. Так, с чего начнем?
— Ты меня спрашиваешь? Как-никак, это твоя затея.
Замечание грубоватое, но вполне справедливое, если учесть, что сама я пока о планах и не задумывалась.
— Мне нужно поссать, — добавляет Клемент. — А тебе лучше пораскинуть мозгами, пока этого не сделали другие.
Он бросает окурок и оставляет меня наедине со своими мыслями.
Без воодушевляющего ощущения «звоночка» меня охватывает суровое осознание, что соблазнительные зацепки или очевидные ниточки для расследования у меня напрочь отсутствуют. Помимо рассказанного Клементом, известно мне всего ничего, что определенно не тянет на фундамент для развития сюжета.
Аллан Тим явно не вариант для начала расследования, поскольку о нем ничего не известно. Единственным источником вдохновения остается блокнот.
С ходу напрашивается вопрос: как он оказался в кармане пиджака Денниса Хогана?
Я вспоминаю об Эрике и задумываюсь, как бы он поступил в данной ситуации. Загадки подобного рода как раз и доставляли наибольшее удовольствие моему наставнику, вот только он отличался аналитическим умом, а я всегда больше полагалась на чутье. И сейчас чутье подсказывает, что ответы мне придется искать в том месте, куда я надеялась больше не возвращаться.
Тушу сигарету и направляюсь обратно в паб.
Клемент уже вернулся за столик.
— Повторим?
— Тогда твой черед заказывать, пупсик.
— Эмма.
— Эмма?
— Так меня зовут. Просто у меня сложилось ощущение, что вы забыли мое имя, раз постоянно называете пупсиком.
— Такая уж у меня манера. Тебя это напрягает?
Несколько недель назад в своем супермаркете я стала свидетельницей разговора между покупательницей и администратором. Женщина жаловалась, что мужчина-кассир по меньшей мере дважды назвал ее «милочкой», видимо, вразрез с ее феминистскими принципами. Помню, про себя я пожалела беднягу, единственное преступление которого заключалось в проявлении дружелюбия. Что же до покупательницы, о ней мнение у меня сложилось предельно простое: зловредная коза.
Я одариваю Клемента улыбкой:
— Нет, не напрягает.
Когда я уже возвращаюсь с выпивкой, меня запоздало озаряет:
— Клемент, когда вы сказали, что я должна постоянно оставаться у вас на виду, что именно вы имели в виду?
— Можешь не волноваться, в туалет с тобой не пойду.
— Что ж, это обнадеживает, но что насчет всего остального времени?
— У тебя диван есть?
— Хм, есть.
— Теперь он мой. Во всяком случае, пока все это не закончится.
Пожалуй, мне слишком не терпелось заручиться поддержкой Клемента, и я не истолковала первое условие как отмашку на его переезд ко мне.
— По правде говоря, мне это не очень-то по душе.
— Думаешь, мне по душе?
— Просто… Я уже много лет живу одна, а своего последнего парня все-таки знала чуть дольше суток.
— Тебе решать, пупсик, только помни, что на тебя всего полчаса назад напали в переулке. В следующий раз это может произойти в твоей спальне, и тобой займется кто-нибудь посерьезнее.
Я лихорадочно соображаю, как бы поделикатнее дать задний ход, и в этот момент в сумочке звякает телефон. Радуясь возможности отвлечься от мыслей о совместном проживании с Клементом, роюсь в сумочке.
Эсэмэска со скрытого номера гласит:
Оставь блокнот на столе и уходи. Это твой последний шанс легко отделаться.
14
Порой людям не нравится, что ты пишешь. Имейлы, письма, сообщения через социальные сети — вне зависимости от носителя, я получала практически все виды угроз, какие только способно породить больное воображение. Такая у меня работа, и я давно уже к этому привыкла.
Но эта угроза звучит иначе. Реальнее.
Медленно поворачиваю голову и осматриваю зал. Захудалый дешевый паб в четверг вечером, и никто из двух десятков посетителей не выглядит инородным телом: жилистые старики с прокуренными пальцами, лысые мужики с пивными животами и топорными татуировками, парочка квохчущих мегер-блондинок — крашеных, естественно. Все до одного погружены в собственный унылый мир.