Он отошёл назад, разбежался и шлёпнулся животом об воду. Вскочив на ноги, Колька задом наперёд вышел на берег, чтоб Тимка не видел его покрасневший живот, и, приложив к уху ладошку, запрыгал на одной ноге:
Потом Колька подошёл к Тимке и сел рядом с ним по пояс в воду.
— А где наши ноги?
— Нет ног!
Они оба начали болтать ногами.
— А я с бородой! — сказал Колька. Он достал со дна целую горсть синей глины и вымазал себе подбородок.
— И я с бородой и с усами! — сказал Тимка и запел:
— А я нашёл, смотри! — Колька показал Тимке ракушку.
— Чур, на двоих! — крикнул Тимка и забрал у Кольки ракушку.
Колька отполз ещё подальше и, вытянув шею, чтобы не наглотаться воды, стал опять шарить руками по дну.
— А я ещё нашёл! Во! — Он вытащил из воды стекляшку, глянул в неё и замер: кругом всё было красное! И лес на той стороне речки красный, и гусята красные, и небо красное. Колька, не помня себя от радости, выскочил на берег и стал кругом всё смотреть.
— Тимка, вся деревня красная! И наш дом красный, и ваш красный!
Тимка тоже выскочил из воды и, подбежав к Кольке, протянул руку к стекляшке. Но Колька отвернулся от него. Тимка опять забежал. Колька опять отвернулся.
— Дай! — попросил Тимка.
Но Колька ещё сам не насмотрелся. Он навёл стекляшку на белое облако, и облако стало красным. Убрал — белое, навёл — красное. Белое — красное, белое — красное. Как в кино! Ух ты!
Такой стекляшки у Кольки ещё никогда не было.
— Дай хоть одним глазком глянуть! — снова затянул своё Тимка.
Колька ещё раз посмотрел на облако, на свой дом, на гусят и, не выпуская из рук стекляшки, поднёс её к Тимкиным глазам.
Тимка чуть глянул и хотел вырвать стекляшку, но Колька вовремя отдёрнул руку.
— И не давай, не давай! Смотри теперь один! — обиделся Тимка и побежал в деревню.
— Тим! Тим! — закричал Колька и, догнав Тимку, отдал стекляшку.
Тимка, не отнимая стекляшки от глаз, долго смотрел во все стороны, так долго, что Кольке снова захотелось посмотреть в свою стекляшку, и он сказал:
— Хватит, давай назад!
Но Тимка отскочил от него и спрятал руки за спину:
— А вот и не отдам! Не отдам! Что в руки берётся, назад не отдаётся! — Он повернулся и хотел бежать, но Колька вовремя схватил его за руку, и они кубарем покатились по траве.
— Отдай стекляшку! — крикнул Колька, очутившись верхом на Тимке.
— Не отдам!
— Отдай!
— Нет, не отдам!.. На! — Тимка разжал кулак и бросил стекляшку в траву.
Колька кинулся за ней, но, только нагнулся, — откуда ни возьмись, гусыня.
Колька отступил. Он знал эту гусыню: эва носище-то какой! А шишак на лбу! Позавчера она Нюрку-соседку так отщипала, что Нюрка по сей день сидеть не может.
— Теперь давай стекляшку… Всё равно давай! — сказал Колька.
— Бери! — засмеялся Тимка. — Возьмёшь — твоя будет!
Колька, чувствуя, что его стекляшка пропадает ни за грош, стал подкрадываться. Шагнёт — и постоит, шагнёт — и постоит. Сам одним глазом на гусыню косит, а другим — на стекляшку. Только подкрался, протянул руку, а гусыня как зашипит, крылья как распустит — и на него!
Колька — бежать. Гусыня догнала его да как хватанёт за ногу!
— Ма-ма! — во всё горло заорал Колька и припустил ещё быстрее.
Когда Колька скрылся за поворотом, Тимка взял палку, прогнал гусыню и забрал стекляшку.
Вовкин самокат
С тех пор как Вовкина сестра Люся стала учиться в первом классе, дела у Вовки пошли неважно.
Делали они с папой самокат и уже совсем было доделали, а теперь всё остановилось…
Пришла Люська в первый день из школы и сразу заставила папу работать:
— Папа, учительница велела принести десять палочек-считалочек.
Отложил папа Вовкин самокат и начал мастерить палочки. А на другой день по приказу Люськи папа делал указку. Она и маме никакого покоя не давала.
Сшила ей как-то мама кассы-кармашки для азбуки, а Люська говорит:
— Нет, не так! Учительница велела, чтобы все кармашки были одинаковые, а у тебя, мама, один узкий…
Нечего было и думать, чтобы Люську отправить в школу с узким кармашком, — пришлось «кассы» перешивать.
Из-за Люськи и Вовке житья в доме не стало: громко разговаривать нельзя, молотком стучать нельзя, приятелей приводить нельзя…