- Привет, сестренка, - ответил он.
- Ты в «Крым» не идешь?
- Что я там забыл?
- Там «Танцор диско» сегодня. Билетов, говорят, уже не осталось.
Латышев презрительно поморщился: индийские фильмы - это для женщин и детей.
- Ничего себе! Откуда у тебя такое пиво? - Наташка наконец заметила банку у него в руке.
- Да так, - Латышев равнодушно пожал плечами.
- Дай глоточек, а?
- Зачем тебе? - он усмехнулся сверху вниз.
- Должна же я знать, каково на вкус импортное пиво.
- Держи, - он протянул ей банку.
Наташка неумело отхлебнула глоток, поморщилась, но тут же сделала понимающее лицо:
- Здорово! На самом деле гораздо лучше нашего.
Латышев согласно кивнул - не смеяться же. Неизвестно еще, кто из них смешней. Мамины слова о том, что это низко, вдруг не показались ему пустым звуком. Глупо это все. Глупо и унизительно. В Геленджике все было по-другому!
Они распрощались с Наташкой до вечера, и Латышев двинулся к остановке. Ничего. Это ненадолго. Все утрясется - это только поначалу трудно вписаться в новую компанию. Это встречают по одежке.
Однако за две недели, прожитые во Фрунзенском, ему пока не удалось прибиться ни к одной компании. Латышев успокаивал себя тем, что сезон еще не в разгаре - конец июня. С местными гопниками он был на ножах с первого же дня, и хотя они признали его за равного, он сам не очень-то стремился с ними сходиться. Они плевались как верблюды, и смеялись как козодои[2].
Ничего больше не оставалось, как сидеть на пляже с загадочным и невозмутимым лицом, делая вид, что тебе ни до кого нет дела.
И вот вчера ему наконец повезло: в стороне от поселкового пляжа, на камнях, он познакомился с ребятами из «Айвазовского», вместе с которыми таскал из моря рапаны и мидии. Плавал Латышев как дельфин и нырнуть мог глубже многих, даже без ласт. Не было ничего удивительного в том, что вечером его позвали на костер, жарить набранные мидии. Там-то Латышев и положил глаз на девчонку по имени Кристина (куда уж до нее Наташке, даже смешно, честное слово!), и она тоже не скрывала своего к Латышеву интереса. Вообще-то он умел нравиться девчонкам.
Сегодня ловили крабов (на этот раз он был в маске и ластах), а вечером собирались на сейшн - у одного из ребят отца срочно вызвали на работу, а мать поехала провожать его в Симферополь, так что номер был свободен до утра.
- Фи, это что, какая-то местная бормотуха? - поморщившись, спросила Кристина, когда Латышев выставил на стол портвейн.
- Дура, это «Массандра», на экспорт идет, - пояснил ей Виталик. - В Москве такого вообще не достать.
Латышев еле заметно усмехнулся: зачем Виталику разбираться в «Массандре»? Ему из-под полы ею не торговать, ему папа денег сколько надо отстегнет. Экспортная «Массандра» подороже «Наполеона» может стоить, а это так, в магазине куплена… В прошлом году в Геленджике Латышев сам клеил «экспортные» этикетки на бутылки с магазинной «Массандрой».
В двухкомнатный номер набилось человек двадцать, на столике возле холодильника не умещались бутылки и пивные банки. Икры и крабов, конечно, не было, но колбаску покрошили сырокопченую, и кореечку свиную нарезали, и балычок осетровый - правда, холодного копчения.
- Москву вашу скоро переименуют, слыхали? - спросил Латышев, хлебнув «Жигулевского» из банки.
- Как это «переименуют»? - вытаращилась на него Кристина. - С ума сошел?
- Серьезно, - усмехнулся Латышев. - В Константинополь.
- Не, не может быть, - скептически покачал головой Виталик.
- Почему именно в Константинополь? - Кристина сделала умное лицо.
- Как почему? Третий Рим. А чтобы отличать ее от настоящего Константинополя, добавят «Усть»[3].
Виталик заржал и, отсмеявшись, побежал рассказывать новый анекдот в соседнюю комнату, где играл магнитофон.
- Дай пивка хлебнуть, - попросила Кристина и потянулась к банке «Хейнекен».
- Может, тебе еще жвачки дать пожевать? - Латышев отодвинул банку в сторону. - Пойдем лучше покурим.
- У тебя есть?
- «Мальборо», но совковое, - Латышев не сомневался, что эта девочка отличит настоящие «Мальборо» от подделки.
Перед выходом на лоджию он допил «Жигулевское» и, смяв банку в руке, кинул ее в мусорку, стоявшую под столом.
- Зачем смял? Мы их уборщице отдаем, у нее сын собирает, - Кристина засмеялась нежным, переливчатым смехом. Совсем не злым, но смех этот задел больней прямого оскорбления, и Латышев похолодел: быть сыном посудомойки ничуть не лучше, чем сыном уборщицы.