- Что меня, так скз-зать настораживает, - затеребил скептик бороду. - Есть, так скз-зать магистральные пути развития науки. Все большие открытия совершаются, так скз-зать, большими коллективами. Игрушки, мелочь, усовершенствования - тут просто раздолье для народного творчества. Но тут - большая проблема…
- Эй, там, на галерке, будь ласка, засмоли.
Поплыл сигаретный дым. Лысый дернул рубильник – дым исчез. Перевел его - дым появился.
- Но я не договорил.. Значит, так скз-зать, магистральный путь…
Лысый вновь взялся за рубильник - дым исчез.
- Братцы! - вскочил деревенский защитник изобретателей. - Человек творчество проявил! Ум, совесть вложил. Душевнее надо, братцы! А вы - магистраль.
- Но существуют, так скз-з-зть...
Лысый дернул за рубильник - дым исчез.
- Так сказ-зать... - донесся возбужденный голос скептика.
Чем кончилось дело - друзья не слышали. Они очутились во дворце съездов, где сейчас проходил заседание Верховного Совета, где выпервые за долгие годы были представлены различные политические движения. Рядом был пресловутый пятый микрофон - центра политических вихрей и скандалов, к которому рвались как к спасательному кругу все сотрясатели политических основ. Вот и сейчас к нему выстроилась длинная очередь. В него вцепился поп, похожий в длиной рясе, похожий на бомжующего Мефистофеля, и что-то истошно орал про тридцать седьмой год и ГУЛАГ. Обсуждали, похоже, какую-то поправку, но какую... Щелк - опять другая картинка.
Дальше пространства начали меняться быстро. Путешественники за несколько минут побывали на свиноферме в Голландии с довольными, обладающими всеми мыслимыми и немыслимыми гражданскими правами свиньями. Затем перенеслись на квартиру писателя Астафьева. С приема в Белом доме а Вашингтоне их вытолкали взашей и на полицейской машине повезли в участок. Лаврушин сказал, что они русские, и полицейский восторженно, сугубо по-английски заорал: «О, русский шпион». К счастью, репортаж закончился, и друзья очутились в кооперативном кафе, где успели ухватить кой-чего съестного, прежде чем исчезнуть. Дожевать бутерброды с севрюгой они не успели - перенеслись в Антарктиду, прямо в центр пингвиньего стада, к счастью оказавшегося неагрессивным - и тут стало от холода ни до чего. Едва не обледенели, но подоспел репортаж об испытании новой роторной линии.
- А если покажут открытый космос? - Степан тряс Лаврушина за плечи. - Или мультфильм?
- Даже и не знаю, что сказать.
Дальше пошли такие передачи, будто специально призванные доставить массу удовольствия. Венеция. Рим. Сафари в Африке. Друзьям оставалось только радоваться жизни.
- Какой отдых, - лениво потянулся Лаврушин в шезлонге на берегу Средиземного моря. - Какие возможности для индустрии развлечений.
- Неплохо, - Степан огляделся на нежащихся в лучах солнца людей, на белокаменный прекрасный город на другой стороне залива, поднял с песка ракушку и швырнул ее в море.
Ласкающий взор пейзаж исчез, будто и не было вовсе. Путешественники оказались в темном, пыльном углу. Сердце у Лаврушина куда-то ухнуло в предчувствии больших неприятностей.
- Пропала Рассея, - услышал он заунывный вой.
***
Угол был завален старыми сапогами, корзинами, одеждой. Тут же стоял высокий - рукой до верхушки не дотянешься, шкаф.
Просторная комната имела сводчатые окна. Через мутные оконные стекла иронично кривился узкий лунный серп. Здесь было пыльно. В центре помещения стоял большой стол с горящими свечами, на котором возвышалась здоровенная бутылка с мутной жидкостью, стояли тарелки с солеными огурцами, картошкой и куриными окорочками. За столом сидело четверо.
Человек в строгом сюртуке уронил лицо в свою тарелку с объедками и посапывал громко и омерзительно. Здоровенный мужчина в военной форме с аксельбантами, погонами штабс-капитана, зажав в руке стакан, зло глядел перед собой, его лицо держиморды, напрочь лишенное интеллекта, было угрюмым. Третий за столом был подпоручик с красивым, но порочным лицом. Он обнимал распутную толстую тетку, и истошным противным голосом завывал:
- Пропала Рассея! Продали ее жиды и большевики! Истоптали лаптями!
От избытка чувств он схватил со стола револьвер и выстрелил два раза в стену. Грохот был оглушительный. Пули рикошетировали с искрами.
- Успокойтесь, подпоручик, - обхватив голову рукой прошептал штабс-капитан. - не только вам тошно, что Родина в руках хама.
- Хама, - плаксиво и пьяно поддакнул подпоручик.
«Противные люди, - подумал Лаврушин. - Видимо, попали мы в революционный фильм шестидесятых».