На бочку взобрался вихрастый, лет восемнадцати парнишка - самый пламенный и самый фотогеничный, из числа беззаветно преданных, чистых, немного наивных рыцарей революции. Звали его Кузьма. Говорил он долго и искренне. Закончил свою затянувшуюся речугу словами:
- Как говорил товарищ Маркс, мы наш, мы новый мир построим!
После этого товарищ Алексей заявил, что сейчас выступят агитаторы из Москвы, которые самого Ленина видели. Испуганного Степана затолкали на бочку, с которой он тут же едва не навернулся. Помявшись, он начал:
- Друзья, - решив добавить пафоса, он крикнул: - Братья!
Не зная, чем продолжить, замолчал. На него смотрели ждущие глаза. И он, зажмурившись, начал без оглядки плести все, что приходило в его голову:
- Враг не дремлет! Контрреволюция костлявой рукой хочет задушить советскую власть! Недобитые белогвардейцы, скажем даже, белобандиты, тянут щупальца к Москве, хотят отдать Россию на поругание! - он постепенно входил в роль. – Не буду скрывать, товарищи, положение серьезное. В столице не хватает топлива, хлеба. Мяса, масла, - начал он перечислять все задумчивее. - Мыла, холодильников, стиральных машин.
- Да ты что? - прошипел Лаврушин.
- Ах да, - очнулся Степан, отгоняя как наяву вставшие перед мысленным взором картины пустых горбачевских прилавков. - В общем, много чего не хватает. Но партия во главе с вождем мирового пролетариата Лениным твердо держит штурвал истории в своих руках. Мы победим! Да здравствует революция! Ура, товарищи!
- Ура, - приглушенно прокатилось по помещению.
Кузьма было затянул «Интернационал», но его одернули из соображений конспирации. Перешли к обсуждению конкретных планов: захват почты, телеграфа, мобилизация рабочих отрядов, агитация в войсках. В разгар обсуждения раздался истошный вопль:
- Руки вверх.
Со всех сторон в помещение посыпались солдаты в серых шинелях и ружьями наперевес. Из темноты как демон из страшного сна появился держиморда – штабс-капитан.
- Товарищи, я уполномочен закрыть ваше собрание, - язвительно произнес он.
Из толпы рабочих выскочил тип с неприятным лицом, который с самого начала так не понравился Лаврушину, и, кланяясь держиморде, подобострастно загнусил:
- Все здесь, господин капитан. Тепленькие.
- Молодец, Прохор. Получишь награду, - улыбнулся зловеще штабс-капитан.
- Дела-а, - прошептал Степан...
***
Когда членов ревкома выводили, товарищ Алексей затеял красивую, как в кино, драку, богатырскими движениями раскидывая наседавших шпиков. Но его все равно скрутили под его крики: «Мы победим».
Солдаты затолкали задержанных в расшатанные, дребезжащие, больше похожие на телеги с мотором грузовики с обещаниями к утру пустить расстрелять. Затем - тесный тюремный коридор, удары прикладом в спину. Наконец, первопроходцев пси-пространств запихали в небольшую тюремную камеру. Сверху сочилась вода. Из угла доносились шорохи. Крысы? Наверняка.
Лаврушин уселся на гнилой копне соломы в углу. Страх, появившийся после погони, стрельбы на улицах, ушел, осталось раздражение. Бояться нечего. Бензин в генераторе на исходе. После того, как он кончится, они возвратятся. Но все равно местечко приятным не назовешь. И холод - зуб на зуб не попадает. Не топят тут, что ли?
Степан устроился рядом с ним. А потом к ним подсел Кузьма и наивными глазами всматривался в кусок звездного неба, расчерченный решетками. Наконец он с придыханьем произнес:
- Как быстро прошла жизнь. Но я счастлив, что прожил ее недаром. Правда.
- Правда, - для приличия поддакнул Степан.
- Хорошо, что отдал я ее делу счастья рабочих всего мира. Правда?
- Угу.
- И лет через пять, а то и раньше, будет на земле, как говорил товарищ Маркс, мир счастья и труда. И будет наш рабочий жить во дворцах. А золотом их клятым мы сортиры выложим. Правда?
Этого Степан не стерпел:
- Черта лысого это правда! И через семьдесят лет в лимитской общаге в комнате на четверых помаешься. И за колбасой зеленой в очереди настоишься. Золотом сортиры! Ха!
- Что-то не пойму я тебя, товарищ. Как контра отпетая глаголешь.
- Что знаю, то и глаголю.
Кузьма насупился, забился в угол и углубился в мечты о драгоценных унитазах. Степан поднес к глазам часы, нажал на кнопку, в темноте засветился циферблат. Кузьма зерзал и заморгал:
- Ух ты, какие часики буржуйские. Даже у нашего заводчика Тихомирова таких не было.
- Барахло, - отмахнулся Степан задумчиво. – Ширпотреб. «Электроника». В каждом магазине навалом.