— Да что они, взбесились?! Какой ужас! И этот мудрец сбежал от нас!
— Но все имущество Латеран завещал тебе, Великий цезарь.
— Немедленно послать… — начал Нерон.
— Трибуна Флавия Сильвана… — продолжал Амур.
— За поэтом Луканом! — кричал Нерон. — За послед-ним из мудрецов! Теперь он нам особенно желанен…
Амур потрепал сенатора по воображаемой холке и подсыпал ему овса в лохань.
— За то, что хорошо предсказываешь римских мертвецов, — засмеялся Амур и исчез с арены.
— Где этот чертов Тигеллин?! — неистовствовал Нерон. — Лучшие люди Рима режутся друг за другом!.. Крепись, Сенека! Вот придет Тигеллин…
Сенека хранил невозмутимое молчание.
— Ах, Сенека, — продолжал Нерон, — ушли безвременно два мудрейших гражданина… Но, я вижу, ты спокоен, ты никогда не боялся смерти, не так ли?
— Именно так, Цезарь.
— Да, да. Сколько раз ты беседовал со мной о бренности жизни… Ах, старые, добрые времена детства! Я так порой жажду твоих поучений. Так страшно умирать! Так прекрасны краски мира. В мире столько миленьких вещиц.
Они стояли в свете факелов посреди арены и неторопливо беседовали.
— Да, краски мира прекрасны, но и они не наши. И сколько ни есть вещей в этом мире, все они чужие. Природа обыскивает нас и при входе, и при выходе. Голыми пришли, голыми уходим. И нельзя вынести отсюда больше, чем принес, — мерно звучал в темноте голос Сенеки.
— Как грустно… Как страшно будет умирать! — И Нерон внимательно посмотрел на Сенеку.
— Кто сказал, Цезарь, что умирать страшно? Разве кто-то возвратился оттуда? — усмехнулся старик. — Почему же ты боишься того, о чем не знаешь? Не лучше ли понять намеки неба? Заметь: со всех сторон в этом мире нас преследуют — то дыхание болезней, то ярость зверей и людей. Со всех сторон нас будто гонят отсюда прочь. Так бывает лишь с теми, кто живет не у себя. Почему же тебе страшно возвращаться из гостей домой?
Нерон восторженно кивал в такт словам Сенеки, когда на арену выскочил Амур.
— Наконец-то! — воскликнул Нерон. — Солнце римской поэзии! Я слышу! Это его легкая поступь. Раскроем объятия поэту Лукану…
Но Амур безмолвствовал… Сенатор заржал.
— Как, и этот?.. — пробормотал Нерон.
Он отвернулся. Тело его задрожало от беззвучного смеха.
Нерон начал хохотать. Он хохотал во все горло. Его распирало, корежило от смеха.
— Прости, Сенека… Я все понимаю… Но очень смешно. И Лукан позвал…
— Позвал хирурга, — трясся от хохота Амур.
— И велел вскрыть себе вены… А имущество… — погибал от смеха Нерон.
— Тебе… тебе, Великий цезарь! — катался от смеха по арене Амур.
И Венера тоже смеялась — звонко и нежно, как колокольчик.
— Довольно, — вдруг коротко приказал Нерон.
И смех будто смыло. Наступила тишина. Нерон сумрачно глядел на Сенеку.
— Вот видишь, учитель, как осторожно надо выражаться. Ты сказал: «Они давно спят». И боги подстерегли твои слова — и получился каламбур. Как грустно… Где этот Тигеллин?
— Тигеллин приближается, Цезарь.
— Вот придет Тигеллин… Ну что же делать?! Кто из оставшихся в живых римлян сможет достойно беседовать с Сенекой?
Амур опустил глаза долу, пораженный грандиозностью вопроса. В тишине трещали факелы.
И тогда Нерон объявил:
— Я уверен, только один — сам Сенека! — И, не спуская глаз с Сенеки, Нерон приказал: — Немедленно послать за философом Сенекой.
Сенека был невозмутим.
— Будет исполнено, Цезарь, я пошлю трибуна Флавия Сильвана за философом Сенекой.
И Амур вприпрыжку исчез в темноте…
— Какая страшная ночь! Как много крови… — бормотал Нерон. И добавил благодушно: — Но мы прервались. Как прекрасно ты говорил о презрении к смерти. Продолжай, учитель.
— С удовольствием. Вспомни, как ты родился… как вытолкало тебя из утробы в мир величайшее усилие матери…
— Мама… Бедная мама… — зашептал Нерон, приникая к груди Сенеки.
— Ты закричал от прикосновения жестких рук, почуяв страх перед неведомым. Почему же потом, — продолжал Сенека, — когда мы готовимся предстать перед другим неведомым и покидаем теплую утробу мира, почему мы так боимся?
— Сладостна… сладостна твоя речь. — Нерон стонал от восторга.
— Девять месяцев приготовляет нас утроба матери для жизни в этом мире. Почему же мы не понимаем, что весь срок нашей жизни от младенчества до старости мы тоже зреем для какого-то нового рождения?
Амур с факелом выскочил на арену.
— Сенека! Спешит к нам! Его шаги! — закричал Нерон.
— Сенека… — начал Амур и умолк.
Сенатор заржал.
— Как?.. И Сенека?! — воскликнул Нерон.
Амур печально молчал.
— Ну, знаешь!.. Это даже не смешно!
— Трибун с гвардейцами подошли к дому Сенеки, — докладывал Амур. — И тогда философ собрал всех своих учеников… Потом Сенека погрузился в ванну. И в ванне сам перерезал себе вены. Истекая кровью и беседуя с учениками, философ Сенека испустил дух.
— Величавый конец, достойный Сенеки, который никогда не страшился смерти!
— торжественно сказал Нерон.
— Сейчас я рассказал об этом в толпе у цирка. Теперь о смерти Сенеки говорит весь Рим, — закончил Амур.
— Как все призрачно, учитель. Этот мир — череда метаморфоз, не более. Где мальчик Спор, а где юная девица? Где сенатор, а где конь?.. Вот ты стоишь здесь живой, а о твоей смерти уже болтает весь город. — Нерон был ужасен. Страдание изуродовало его лицо, и в глазах его были слезы… настоящие слезы. — Потому что совершилась моя последняя метаморфоза. Пока ты беседовал здесь живой — я превратил тебя в мертвеца, учитель!
— Это и была твоя плата? За этим меня позвал в Рим Великий цезарь? — по-прежнему невозмутимо спросил Сенека.
— Короче, как ты умер для истории, мы выяснили. Теперь остается решить, как ты умрешь на самом деле. Стоп!.. Прости! Есть еще один вопрос: за что ты умрешь? За какую вину? — И Нерон расхохотался. — Да что ж это мы все о смерти да о смерти! Поговорим-ка лучше о чем-нибудь веселом. Ну хотя бы о завтрашнем дне. Представляешь, утром весь Рим будет обсуждать смерть Латерана, Пизона, Лукана. Ну и, конечно, твою смерть…