— Ему уже давно уже должен был прийти конец, — сонно улыбается она. — Странно, что только сейчас.
— И всё же меня это немного беспокоит, — говорю я. — Солнце не всходит.
— Солнце? — она сразу же просыпается и встаёт, вглядываясь в горизонт на востоке… Он сейчас лишь едва-едва посветлел… и так точно не должно быть.
— Кто-то украл солнце? — она касается своих глаз, словно проверяя всё ли с ними хорошо. — И мы полетим сейчас искать его?
Я снова вижу человеческую фигуру на равнине, она появляется ненадолго и исчезает. А чуть в стороне — еще одна такая же.
— Солнце пропало, призраки вокруг… мне грустно, — хмурит лоб Аой. — И даже немножко хочется вернутся в мир, где хотя бы наступает день.
— Пойдём знакомиться с призраками, — я спрыгиваю с камня и подаю руку Аой. — Вдруг они тоже не против с нами поболтать.
Мы идём вперёд, никаких призраков больше не находим, но зато обнаруживаем полузасыпанные песком ступени, ведущие куда-то под землю.
— Проклятые живут под землей?! — Аой присаживается и трогает песок… на нём нет даже намёка на человечески следы… или есть?
Контуры человеческих ног и даже лап хидо… они всё же есть, а это означает, что не позднее чем день назад кто-то спускался по этим ступеням.
Начинаю опускаться первым, прислушиваясь к звукам впереди, но ничего кроме шелеста песка под ногами не слышу. Мы проходим с десяток ступеней, за ними просторная площадка и… новые ступени ведущие вниз, в темноту тоннеля.
Всё это очень странно, но совсем не похоже клан… даже на клан Проклятых.
Еще одна площадка и мы, наконец-то, оказывается в широком подземном коридоре. Никакой отделки внутри, стен и полы — неровные и приходится спотыкаться через шаг… очевидно что этот ход вырыли только для того, чтобы по нему можно было хоть как-то пройти.
Мы проходим еще сотню шагов и видим… видим завал впереди, а ровно через мгновение вскрикивает Аой, а у меня в глазах темнота тоннеля превращается в абсолютную черноту, похожую на смерть.
* * *
— Вот повезло — так повезло, — радостный шёпот почти над ухом. — И даже золото есть.
Я чувствую как быстрые руки шарят по моему телу, и в сумраке коридора вижу лицо. Разглядеть его невозможно… просто светлое пятно.
— Меч, какой дорогой меч! — восторженно шепчет тот же голос, а уже через секунду стонет, наткнувшись на лезвие моего шигиру. Не вытаскивая лезвия из груди неизвестного, хватаю его за волосы и тяну ближе к себе.
— Кто здесь еще есть? — шепчу я.
Он старается ответить, но получается плохо — когда лезвие пробивает лёгкие, отвечать всегда трудно.
— Кто… здесь… еще… есть?… — спрашиваю, прислушиваясь к шорохам.
— Никого! — хрипит и плюётся кровь он.
Хорошо, можно запустить светлячка… я собирался это сделать еще до того, как мы спустились сюда, но не хотелось привлекать внимания.
Крохотный огонёк высвечивает бледное лицо… пацана?
Лет двенадцати. И кровь из его рта сейчас зальёт всё тут.
— Вот ты болван, — ругаюсь я, снимаю детское тело с лезвия шигиру. Укладываю бедолагу на спину и лезу в сумку за талисманом лечения. И заодно оглядываюсь в поисках Аой. Она лежит неподалёку, а в груди тонкая и короткая — похожая на иглу — стрела.
И только тут я замечаю, что на песке рядом с местом, на котором я только что лежал, валяется точно такая же.
Какие-то заговорённые парализующие стрелы?
Засовываю талисман в рану и оставив пацана выкарабкиваться с того света, сажусь рядом с Аой. Первым делом достаю стрелу-иглу… и девушка уже через полминуты открывает глаза.
— Я думала, меня опять убили, — говорит она.
— Но на этот раз не я, — улыбаюсь я.
Помогаю ей сесть…
— Кто это?! — удивляется она, показывая на пацана, который уже перестал хрипеть и давиться кровью и теперь лишь очень тяжело дышит.
— Если я не ошибаюсь — это тот, кто собирался ограбить нас, а теперь… теперь он расскажет нам, куда делось солнце и клан Проклятых.
* * *
Пацан приходит в себя и теперь, забившись в угол, прижимает руки к пробитой груди, с испугом смотрит на меня.
— Простите, господин! — выдаёт он уже в десятый, наверное, раз, косясь на рукоять шигиру.
— Нет, — качаю головой я. — Зачем мне тебя прощать. Давай свою голову — я отрежу её.
Он еще глубже забивается в угол.
— Простите, господин, простите, — повторяет он как молитву. — Вы Возвышенный… а здесь такие не ходят…
— Здесь?!
— Да, в этом проходе. Это Проход Дураков, — торопливо объясняет он, не отнимая рук от своей груди.
Ничего не понятно, но точно очень интересно.