Обернувшись к своему товарищу, стоявшему на трибуне, Неруда говорит: «Идет за ним Лаферте, непокорный, / огнем борьбы и правды озаренный»[120].
Поэма была великолепной политической речью. А речь — настоящей поэмой. Каждая ее строка убеждает нас в том, что границы поэзии очень подвижны, условны. Поэзия — это и жаркий шепот, раскрывающий сокровенные тайны души, и полнозвучный голос, летящий набатом по пустынным просторам пампы. В тот раз пустыне выпало услышать то, что не часто доводилось слышать даже в столицах цивилизованного мира. Прозвучал голос Поэта, кандидата в сенаторы, который превратил свои стихи в оружие борьбы; «чистый свет» его поэзии, его поэтического слова падал на благодатную почву, потому что это слово звало к свободе. В какой-то степени это можно было сравнить с тем, как была воспринята рабочими «Новая Марсельеза», которую прочел им тридцать лет тому назад чилийский поэт Виктор Доминго Сильва.
Это было первое публичное политическое выступление Неруды. И оно наполнило его верой в действенную силу поэзии, способной повести за собой людей. А тем простым людям открылось, что поэзия вовсе не разодетая высокомерная Дама. Она может быть верным товарищем, другом.
В тот же день скромные труженики устроили настоящий праздник. Принесли все, что можно было раздобыть в этих пустынных песках. Неруда был растроган до глубины души…
Он побывал везде, где люди добывали селитру. Изъездил вдоль и поперек, с рудника на рудник, всю «южноамериканскую Сахару» — всю пампу Тамаругаль. И встречался с избирателями в любое время дня и ночи. Произносил речи под открытым небом, усеянным огромными звездами, ежась от ночного северного холода, едва различая лица своих слушателей в густом тумане, который здесь называется каманча. А чаще выступал в полдень под отвесными лучами солнца, когда у рабочих обеденный перерыв. Неруда, как и прежде, начинал с приготовленных фраз, но постепенно к ним прибавлялись и другие слова, касающиеся насущных политических проблем. Потом он переходил к чтению своей поэмы. После того как газета «Сигло» издала текст этой поэмы отдельной брошюрой (27 февраля 1945 года), она, по сути, превратилась в настоящий песенник. Стихи из этой поэмы распевали по всему краю.
В поэме названы все города чилийского Севера, все рудники. Перечислены даже прозвища, которые дали этим рудникам местные жители. «Мария-пылинка» — это селитряный рудник «Мария Элена»… География труда, увиденная глазами поэта. Раскаты грома в слове «Чукикамата». Синий цвет в слове «Икике»… В Токопилье, среди чахлой растительности, цветов не найти, там «желтеют, голубеют одни лишь лодки». Антофагаста — «сотворена из света», Тальталь — «покинутая голубка», Ариука — «песчаная роза», она касается своей головкой перуанской земли и, словно «морской светлячок, открывает родине путь к заблудшему сыну»; Чили — «факел зажженный», Юг — «зеленая рукоятка ножа», Север — «твердое лезвие», а Тарапака — «высокое пламя».
Лаферте, в прошлом актер, еще в молодые годы знал на память длинные монологи в стихах. И теперь, разъезжая на автомобиле по растрескавшейся от засухи земле, нередко выступал с этими стихами. К великой радости Неруды, Элиас Лаферте, без конца слышавший «Приветствие Северу», выучил весь текст наизусть и читал его прекрасно — не сравнить с тем, как это делал Неруда, у которого поэма звучала порой под стать церковным псалмам.
Поэма «Приветствие Северу» была одной из самых впечатляющих, самых действенных программных речей в предвыборной кампании чилийских коммунистов. Она положила начало новому направлению в ораторском искусстве. Но у поэмы, само собой, нашлись и недоброжелатели. Хенаро Прието снова взялся за свое. В статье «Завывающий кандидат», которая была опубликована 12 февраля 1945 года, он с натужным ехидством говорит о «досточтимом кабальеро доне Нефтали Рейесе Басоальто, бывшем поэте и нынешнем кандидате в сенат от Тарапаки и Антофагасты».
Изругав на чем свет стоит поэму Неруды, язвительный Прието не успокаивается. 25 февраля 1945 года появляется его «Лирическая прокламация», где, перефразируя знаменитые строки Неруды, он пишет: «Мне по душе любовь избирателей, проголосуют — и с глаз долой». Позднее, избрав для своих новых выпадов нерудовскую «Песнь Боливару», этот злоехидный консерватор сочинил «Болинерудианскую оду».
4 марта 1945 года на парламентских выборах Пабло Неруда и Элиас Лаферте подавляющим большинством голосов были избраны в сенат республики.