Пабло Неруда отдает все силы сенаторской деятельности. Два года подряд он честно выполняет свой долг, но чувствует какое-то внутреннее беспокойство. Будто его все время зовет чей-то голос. Да! Поэзия — ревнива. Она не терпит соперниц, особенно таких настойчивых, неотступных, как политика. Поэзия отстаивает свое главенство, а может, и свою исключительность…
И поэт, твердо зная, что поэзия — главная Любовь его жизни, с болью прислушивается к ее жалобам, упрекам, которые мучительнее всего по ночам или на нескончаемых заседаниях сената, где он, изнывая от скуки, разглядывает своих коллег. Вон кто-то задремал и прикрыл лицо рукой — артист! — чтоб никто не заметил. Но порой раздается и легкий храп. Поэт мечтает провести сиесту по-людски, отдохнуть, а потом сесть за стол и писать стихи, за которые не надо краснеть, как за это распроклятое стихотворение о Гонсалесе Виделе…
Неруда по природе своей — странник. Его одолевает жажда перемены мест. Ему хочется уехать, чтобы потом вернуться. Он должен время от времени сниматься с якоря. На сей раз магнитная стрелка его компаса указывает на родину виноградной кисти, где, как и в его родных краях, сплошные виноградники, куда ни кинь взгляд. Поэт слышит громкий зов страны, где так вкусно готовят, где такое прозрачное оливковое масло и где знают толк в вине. На этой земле царили бессмертные боги и простиралась самая великая империя. Но сердцу поэта милее всего сам народ, который живет неприметной жизнью среди древних статуй.
Неруда говорит о своем решении руководству партии. Он хочет быть послом в Италии. Идут переговоры с президентом. Тот поначалу соглашается — таким образом он уберет поэта из Чили. Пусть уедет с глаз долой! Но, пожалуй, это слишком роскошная ссылка… Президент начинает плести интриги, и план Неруды не осуществляется.
В это же самое время Гонсалес Видела вступает в тесный контакт с адмиралом Ли, который был прислан в Чили президентом США Труменом, и договаривается с ним о том, что через несколько месяцев объявит Коммунистическую партию Чили вне закона.
Гонсалес Видела sotto voce[125] договаривается также и с правыми в сенате — а ведь именно он ведает назначением послов, — чтобы те отклонили кандидатуру Неруды. Едва приспешники Гонсалеса Виделы проголосовали против Неруды, как началась политическая возня вокруг чилийских коммунистов. Более других усердствовал сеньор Анхель Гуарельо. Он весьма высоко котировался на бирже ценностей у президента по двум причинам. Во-первых, не написал ни одной стихотворной строчки, а во-вторых, не вступал ни в какие отношения с коммунистами, разве что обратился к ним с одной-единственной просьбой — утвердить его назначение послом… в Италию. А поэту пришлось ждать почти четверть века, чтобы стать послом…
На какое-то время воцаряется относительное спокойствие. С 28 декабря — День вифлеемских младенцев — поэт твердо знает, что председатель сената никогда уже не сможет предоставить слово досточтимому сеньору Рикардо Рейесу. Ему придется предоставлять слово досточтимому сеньору Пабло Неруде. Досточтимый… Смешно! В этом зале чтут людей исключительно по протоколу, а принципы морали — не в счет.
Как бы там ни было, а в ночь на 28 декабря поэт поднимет бокал в память имени, с которым он расстанется навсегда. Осушит бокал красного вина и простится с Рикардо Эльесером Нефтали Рейесом Басоальто — нелегко выговорить это одним духом! — с именем, которое появилось в Книге записей о рождении в Паррале 1 августа 1904 года. Отныне и впредь его будут называть на законных основаниях так, как называют уже много лет. С того самого времени, когда он, спасаясь от гнева отца, невзлюбившего поэтов, избрал себе псевдоним Пабло Неруда. Он будет называть себя так всюду, во всех документах. Что это? Странность, причуда? Ничего подобного! Поэт отказался от фамилий Рейес и Басоальто давным-давно. Рейес Басоальто — это худющий подросток, «жердь» из далекого Темуко, мальчишка, что ездил вместе с кондуктором Хосе дель Карменом в товарном поезде. Пока поезд стоял и рабочие грузили гравий и щебень для укрепления шпал, этот мальчишка по имени Рикардо Рейес отыскивал яйца куропаток, гнездо «змеиной матки», плод копиуэ. Как ему нравился этот пламенеющий куст, алый, точно горячая кровь! Теперь все это — далекое, далекое прошлое, его предыстория…
В новогоднюю ночь Неруда призадумался, как это ему, «неисправимому ветренику», удается сохранить верность той, которую он любит всю жизнь — госпоже, или, вернее, сеньорите Поэзии… Он сидел в глубокой задумчивости среди праздничных масок и веселых песен.