111. Беседа изгнанников
Настала пора путешествий. Он снова проехал через Гватемалу. Некоторое время жил рядом с Жоржи Амаду в замке Добржиш под Прагой. Оба они пользовались гостеприимством Союза писателей Чехословакии. Друзья говорили о своем изгнании. Бразильский писатель, чьи романы овеяны духом родной Баии, как и Неруда, переживает сейчас бурный период. И тот и другой жадно ловят любую новость оттуда, издалека. До Неруды доходит печальная весть: умер Генеральный секретарь Коммунистической партии Чили Рикардо Фонсека, который и организовал побег поэта через Кордильеры совсем незадолго до смерти. «Мы оба, и он, и я, / вышли из бесприютной Фронтеры, / и меж двух ураганных порывов ветра / сошлись под одною крышей, / встретились у огня, / зажженного им от жаркого пламени, / что полыхало в его груди».
В Индии Неруда встречается с Неру. В 1950 году участвует в работе Второго конгресса сторонников мира в Варшаве. Получает Сталинскую премию. Он объездил почти всю Европу и теперь отправляется в Азию.
Он ведет постоянные записи о своих путешествиях, можно сказать, как журналист, но книга «Виноградники и ветер» не путеводитель в стихах; поэт заинтересованно всматривается в жизнь двух континентов. При этом рассказывает о виденном в строго хронологическом порядке. Начнет он новую книгу с того, чем кончил «Всеобщую песнь»: вспомнит о переходе через Кордильеры верхом на лошади, чьи копыта ступали по тысячелетнему ковру перегноя, о том, как трудно продвигался по сельве, где птицы никогда не видали людей, где «пробегали лисы, сверкая электрическим хвостом»[144]. Шипы терзали его плоть на этом крестном пути, он врубался топором в тело преградившего ему дорогу дерева. Но одолел он переход только потому, что в трудную минуту другой человек шел рядом. Ему помог человек, и только человек.
Так он сумел добраться до Флоренции с ее Арно, совсем не похожей на Ориноко и на дикие горные потоки Кордильер. Только поэтому смог переступить порог Палаццо Веккио. Он сравнивает реки своей родины с желтыми водами Дуная в Румынии. Дома все такое необузданное, а здесь, наоборот, прирученное, проржавевшее за долгие века, как Карлов мост в Праге. Но здесь с ним говорит Юлиус Фучик, улыбающийся Юлиус Фучик.
Теперь уже можно было называть свое настоящее имя. Можно было не прятаться, открыто встречаться с друзьями. Позволять себе дурачиться на людях. Неруда едет к Пикассо в Вальорис. Там, в мастерской, несутся галопом маленькие керамические кентавры. А еще немного спустя он оказывается на даче у «лохматого» человека, а потом советует всем: «Если хочешь узнать что-нибудь о жасмине, / письмо… напиши…»[145] Эренбургу.
Американский скиталец беседует с Европой. Он просит не закрывать перед ним двери.
Завтра рано утром он отправится в Азию. Потом вернется к берегам Балтики. И будет просить разрешения приехать в страну, которая не дает ему права на въезд, — в Испанию. А эта страна необходима ему как воздух.
Он будет воспевать «то, что видел на русской просторной земле», рассказывать, как «меняется история» и как он едет в поезде «по осени сибирской»[146].
Он путешествует по Монголии, где «родину свою узнал: Великий Север Чили», где увидел «песчаные холмы» и «слушал свирепый ветер Гоби»[147].
Он смотрит на карту, и за каждым названием перед ним встает страна. У многих из них культура и свобода не в чести. Греция, роза Праксителя в листьях аканта, залита кровью собственного народа.
Как-то он проснулся и увидел из окна Берлин, перемолотый жерновами войны. Но Неруда увидел и народ, который ранним утром выходил из ада, чтобы восстанавливать страну из руин, будто снова наступала весна.
Поэзия Неруды полемична, он выражает свои мысли четко, в открытую. Где бы он ни оказывался, родина неизменно была с ним. Стихотворением «В моей стране весна» он декларирует свою общность со всем живущим: «Но если в Лоте дождь идет, / то дождь идет и надо мною… / Зерно Каутина прорастает сквозь меня. / Араукария есть в Вильярике у меня. / Есть у меня песок на севере далеком. / Есть золотая роза в Сан-Фернандо»[148].
В те годы шла война в Корее. Все в мире взаимосвязано: «Те, кто сравнял с землей Никарагуа, те, кто отнял Техас, те, кто унизил Вальпараисо, те, кто грязной лапой сжимает горло Пуэрто-Рико, явились в Корею…»