Смарода Кастуш
Нервы ни к чёрту
НЕРВЫ НИ К ЧЁРТУ
ПРЕДИСЛОВИЕ
По сторонам неширокой извилистой тропы, заваленной прошлогодними листьями, торчали корявые полумёртвые деревья с вывороченными из влажной земли узловатыми корнями; нередко встречались щелястые трухлявые пни, покрытые бурым мхом и осклизлыми белёсыми грибами на тонких извилистых ножках.
Мелкий противный гнус серыми тучами клубился вокруг, залезая в рот, нос, уши, за шиворот, попадая в глаза и путаясь в волосах, несмотря на отпугивающее заклинание и едкую вонючую мазь от насекомых. Под ногами омерзительно чвакало, влажные ломкие ветви хлестали по лицу и цеплялись за одежду, клочья серой паутины противно липли к коже.
Из переплетения ветвей тот и дело раздавались надрывные всхлипывающие вопли какой-то болотной птицы, в наполненных вонючей рыжеватой водой бочагах [1] сердито квакали на разные голоса потревоженные лягушки.
Отряд двигался уже несколько часов и всем хотелось поскорее покинуть это унылое гнетущее место. Шли гуськом, изредка перебрасываясь негромкими репликами с впереди или сзади идущими. На привал решено было не останавливаться, чтобы успеть выбраться из этого заколдованного леса до темноты.
Идущий в авангарде старик в перекинутой через плечо накидке, похожей на старую лошадиную попону, вдруг резко остановился, выкинув вверх руку в кольчужной перчатке. Шагающий следом сутулый человечек, в скроенном из разнокалиберных кусков кожи плаще, едва не налетел на него, погружённый в одному ему ведомые мысли. Остальные члены отряда притихли и начали лихорадочно озираться по сторонам, сбрасывая на землю походное снаряжение и хватаясь за оружие.
Впереди и слева раздался утробный низкий вой, подхваченный сразу несколькими глотками; между деревьями, среди рваных ошмётков гнилого тумана, замелькали, припадающие к земле стремительные зыбкие тени.
Звонко пропела тетива, посылая в размытый тёмный силуэт тупой арбалетный болт и тут же, без остановки ещё дважды исполнила свою безжалостную злую песню. Прелые заросли подлеска наполнились пронзительным предсмертным визгом и приземистые косматые тела, разом забывшие об осторожности, бросились в атаку.
Замелькало, вертя широкие сверкающие полукруги, изогнутое лезвие глефы [2], окрасив яркой рубиновой кровью серые стволы; гулко рассекая сырой воздух, засвистело навершие тяжёлого шестопёра, с хрустом мозжа зубастые лохматые головы; широкий меч, обломанный выше середины, с чавкающим звуком вспарывал тощие поджарые животы. Магическим светом вспыхнули глазницы пожелтевшего черепа в руках чародейки, ослепив врагов и придав уверенности защищающимся. Свистнул обрывок толстой цепи, перебив лапу матёрому вожаку стаи, и враг с позором отступил, не удаляясь, впрочем, слишком далеко, чтобы вскорости пожрать своих мёртвых и раненных товарищей.
Отряд похватал поклажу и потопал вперёд с удвоенным рвением, идущие в арьергарде поминутно оглядывались, ожидая преследования, но в этот раз всё обошлось. Заросли наконец стали редеть и впереди забрезжил долгожданный просвет.
__________________________________________________
1. Бочага (мочага) - глубокая лужа, колдобина, яма, залитая водой.
2. Глефа - вид древкового пехотного холодного оружия ближнего боя.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СОИСКАТЕЛИ
1. ТЕРЕЗА. ДОБРОВОЛЬНАЯ ИЗГНАННИЦА
Таверна была из самых что ни на есть паршивых, да в этом райончике других и не водилось: стены кое-как сколоченные из гнилых досок - видимо, остатков кораблекрушений, собранных на берегу после хорошего шторма; развешенные по ним, в качестве декора, рваные рыбацкие сети; коптящие смоляные факела в ржавых держателях; колченогие столы с засаленными, изрезанными похабными надписями столешницами; ветхие скамьи и табуреты, готовые в любой миг развалиться под тобой.
Вот стойка была хороша: крепкая, под стать громадному краснорожему бармену в замызганном холщовом переднике поверх вылинявшей рубахи без ворота с завёрнутыми рукавами. Полупинтовая глиняная кружка, которую тот небрежно отирал своим грязным передником, в его могучих, заросших рыжим волосом веснушчатых ручищах, казалась не больше стаканчика для микстуры.
Тереза остановилась в дверях, отыскивая глазами свободное место и вскользь оглядывая посетителей. Несмотря на обилие жутких морд с хищными взглядами и крепких, покрытых шрамами и татуировками тел, те, кого она ожидала здесь увидеть, угадывались сразу и безошибочно. Эти двое отличались от местного сброда, как матёрые волки в стае задрипанных дворовых шавок.
Заприметив в дальнем углу, слева от стойки, пустующий столик, Тереза направилась к нему по утоптанному земляному полу, подметая полами рясы сравнительно чистые опилки вперемежку с куриным помётом. Куры бродили тут же между ногами посетителей, склёвывая всё, что сметалось со столов на пол.
Поддав ногой зазевавшейся курице и походя двинув коленом в пах какому-то замухрышке, попытавшемуся загородить ей дорогу, Тереза протолкалась к неприметному столику. Он был мал: едва ли с днище от бочки - видимо поэтому его не заняли, и рядом с ним не стояло ни скамьи, ни табурета.
Тереза огляделась в поисках какого-нибудь сиденья, но не обнаружила такового: народу в таверне было в избытке и, если на некоторых скамьях ещё оставались свободные места, то табуреты были заняты все до единого.
Несколько забулдыг поставили на стол свои кружки и, оторвавшись от пожирания похожей на помои стряпни, с мрачным интересом наблюдали за ней. Сидящий за ближайшим столиком ханурик гадко ухмылялся, обнажая редкие гнилые зубы. Тереза медленно повернулась к нему, на ходу доставая из-за пазухи маленький пухлый томик Святого Устава, обтянутый бурой кожей и окованный по углам тусклой медью.
- Брат мой, не мог бы ты пересесть на скамью и уступить свой табурет скромной служительнице Лазурной Девы во имя Всепрощающего? - смиренно попросила она.
Ухмылка ханурика стала ещё гаже.
- Садись с нами, сестра, - елейным голоском, резко контрастирующим с его ехидной харей, произнёс он. - Не побрезгуй соседством грешных братьев твоих и раздели с нами простую трапезу нашу.
Уже половина залы уставилась на них, ожидая чем закончится дело. Те двое, казалось бы, не проявили никакого интереса, но Тереза точно знала, что сейчас они внимательно наблюдают за ней.
- Моя Пречистая Госпожа велит мне блюсти целомудрие, не пить вина и не садиться за один стол с мужчинами. Прошу простить меня и не склонять к греху.
- Блюсти целомудрие... - ханурик визгливо захихикал. - Это с твоим-то пузом! Уж не от Пречистой ли Девы ты забрюхатела? Или это Всепрощающий расстарался?
Он откинулся на своём табурете и скабрезно осклабился, нагло глядя Терезе прямо в глаза. Его собутыльники дружно зареготали, далеко брызжа нечистой слюной. В зале тоже местами раздались одобрительные смешки.
Тереза потупила глаза, подняла к губам томик Святого Устава, поцеловала его, мысленно испросив прощения у Лазурной Госпожи, и что есть силы врезала окованным медью углом прямо в гнилозубую ухмылку.
В лица сидящих за столом брызнули мелкие рубиновые капли, осколки зубов застучали по грязной столешнице и бродяга кулем повалился на изгаженный курами пол.
Никто ещё не успел ничего понять, а Тереза уже сидела за своим столиком на отвоёванном табурете.
- Сука! - один из приятелей ханурика с запозданием вскочил со скамьи, таща из-за пояса длинный тонкий стилет. - А ну, ребзя, порвём эту тварь!
Остальные с угрюмым сопением полезли из-за стола, доставая ножи и разматывая цепи.