– А почему она сюда не вернулась? – спросила Лиза. – Ну эта… мать? Срок-то закончился, а она не вернулась!
Полечка развела руками.
– Ну, это не ко мне. Знаю только, что прописку она потеряла, а вместе с ней и жилплощадь. Нинка обещала платить, а не платила. Конечно, специально, чтобы все пропало. В общем, отрезала она Машу – от Москвы и от тебя. Куда ей было возвращаться? Сюда, к Нинке? Она б ее не пустила. Вот такие, Лизочек, дела…
Молчали долго. Молча допили чай.
Первой заговорила Полечка:
– Слушай, Лиз, ты меня извини. Но я часто думаю: а может, тебе туда съездить, к матери? Поговорить? Может, все на свои места и встанет?
– На свои места? – усмехнулась Лиза. – И у меня появится новая мать? Теть Поль, ты скажи – сколько лет прошло? Я давно выросла. Почему за все эти годы… Ведь сто раз могла… И написать, и приехать… И меня позвать… Но ничего этого не было! Ничего, Полечка!
– Писала она, – устало ответила Полечка, – я точно знаю. Но письма Нинка рвала. А что не приехала… Приезжала она к тебе, приезжала, видеть хотела, забрать хотела. А Нинка ее не пускала, грозилась милицией. И тебе не говорила, что мать-то была.
– А сейчас? Сейчас она – где?
– А что – сейчас? Что Нина умерла, она не знает, для нее ничего не изменилось. Ты выросла, понятно, что институт и все остальное, куда тебя отсюда тащить? Наверное, надеется, что ты сама решишь, что да как. А что любит тебя, не сомневайся: какая б мать ни была, а ребенка любит. Тебе просто пока не понять. У всех своя правда… Так что подумай, Лизок, да и поезжай.
Полечка тяжело поднялась со стула.
– Поеду я, устала. Да и Васильич нервничать будет. Балду свою так и не дождалась, и где она шляется…
На улице, по дороге к метро, Полечка подумала, что есть доля правды в Лизкиных словах. Уж она-то свою Ритку ни за что бы не отдала! Никогда и ни за что.
Что может быть важнее своего дитяти?
5
Учеба давалась легко, но была еще и работа. Вечером Лиза падала с ног, а надо было заниматься: без стипендии ей не выжить.
«Святая троица», как назвала их Полечка, по-прежнему собиралась – два-три раза в неделю. Ну и, конечно, на выходных.
Ритка ныла, выпендривалась и нудила, что жаждет любви, а все вокруг – козлы и идиоты. Что надо думать о будущем, о замужестве, а где кандидаты?
– За нищего я не пойду, – бубнила Ритка, – а где взять богатого? В нашем Кульке мужиков нет. Не жизнь, а прозябание. И никаких перспектив… Вот ты, Дым! Ты же мне друг?
Дымчик вяло кивал.
– Вот и найди мне жениха. Будущего дипломата. Что молчишь, – злилась Ритка, – не подхожу?.. А вот ты скажи мне: куда идти после Кулька – в библиотеку? На семьдесят пять рублей? Нюхать пыль и распивать чаи со старыми тетками? Мне надо замуж, замуж!.. Лизка, а что у вас в медицинском, кстати, как с мужиками? Есть что-то приличное?
Лиза мямлила невразумительно, мол – какие женихи, какое сватовство? В общем, энтузиазма они с Дымчиком не проявляли. Ритка дулась и говорила, что они не друзья.
А Лиза думала, как бы выдюжить, не сломаться. У нее тоже мало хорошего. Осточертевшая работа, вечная экономия, подсчет копеек. Бесконечное поле немытых полов ночами снится… Предстоящая сессия. И, вдобавок, безответная любовь.
Кажется, Дымчик и не догадывался о ее чувствах.
Он делился любовными историями, рассказывал про свои краткосрочные и неудачные романы, даже показывал фотографии своих девиц. Но утверждал, что все это «не то», все пустое и бессмысленное, и говорить не о чем. Жаловался, что понимания нет, духовной близости тоже, а ему это так важно – важнее, чем все остальное, – и это слегка утешало. Давало надежду, что, может… И Лиза ревновала его. Ненавидела этих легкомысленных девиц и лелеяла мысль, что наступит время – и он поймет наконец. Поймет и увидит, и вот тогда…
Она подождет. Подождет.
Легко сдав зимнюю сессию, Лиза задумалась о Полечкиных словах. Последний разговор – как раз накануне каникул – не выходил из головы. Может, Полечка права и надо поехать?
Лиза уже отучилась, а Дымчик и Ритка, пытаясь закрыть «хвосты», носились по кафедрам.
Но вот настала пятница. Завтра выходной, вечные Лизины ведра и швабры отменяются, и можно наконец посидеть подольше. И поговорить. О важном – о поездке к матери.
Как обычно, сидели на кухне. Дымчик варил глинтвейн, вкусно пахло гвоздикой, корицей и апельсиновой кожурой. Сквозь запотевшее окно были видны сугробы, по асфальту, предвкушая метель, мела поземка. В тот год было морозно, снежно, и мучились дворники, и не справлялась техника.
Разговор не клеился. Ритка капризничала, ей чужие проблемы всегда были до фонаря. Дымчик был задумчив. Лиза и сама бы не ответила, зачем открыла эту тему, и уже жалела об этом.