Иван, несколько успокоившись, опустил сжатые кулаки и подозрительно спросил:
– Значит, ты здесь, типа ангела-хранителя, стоишь и предупреждаешь? А куда нам деваться, интересно? Вплавь или на тучке прокатиться? Назад-то посмотри! – русский ткнул пальцем за плечо, где выстроилась бесконечная очередь повозок, запряженных буйволами, рикш, машин, мотоциклов с мопедами, велосипедистов и пеших оборванцев. – Дорога односторонняя – только вперед.
– Пойдете вперед, сунете голову в петлю, – все так же спокойно и улыбчиво отвечал коричневый. – Все умрут. Нельзя вперед. Я щас пойду еще машины курочить. Пускай хоть все встанут, хоть назад пойдут. Вперед нельзя. Там исламисты.
– Щас я тебе покурочу... – Иван многозначительно погрозил кулаком, и обернулся к китаянке. – Вроде бы там., на мосту, карены-шаны какие-то? Причем тут исламисты? И кто ты вообще такой, друг ситный?
– Нельзя туда беженцев. Если черножопые в этих местах, жди беды. Я ехал к троюродному брату, который мне звонил по спутнику. Но связи нет. Не успею уже, – отвечал коричневый. – По ту сторону плотины появились какие-то злые и черные, сердитые донельзя. Кричат про аллаха и льют много крови. Я сразу понял, кто это. Насмотрелся, когда служил в Ираке и Афганистане. Знаю, что и сюда добрались.
– А что бирманец мог делать в Ираке и Афганистане? И почему это ты их черножопыми называешь? Сам-то кто, интересно?.. – подозрительно спросил Иван. Потом оглянулся на китаянку, и выразительно поднял брови. Она, в свою очередь, ответила странно выглядящим для монашки, но вполне понятным жестом – вперед, деваться некуда.
– Меня зовут Джон, и я не бирманец. Я англичанин. По отцу, – коричневый пожал плечами. – Рожей, правда, в мать пошел. Я лет пять уже живу в деревне там...
Он махнул рукой в конец колонны.
– Ну что же, тезка, – более дружелюбным тоном сказал Иван, – спасибо за предупреждение, но нам отступать некуда, надо вперед. Подвинь грузовичок, дай проехать.
– Вам что, жить надоело? Нельзя туда, если вы не хренова армия. А хренова армия тут в принципе отсутствует. Там, за плотиной, смерть, белый человек в джунглях. Особенно для тебя и христианок вроде этой... – коричневый указал на матушку Терезу. – Вас банально пристрелят еще на блокпосту местные. А дальше хреновы исламисты, зуб даю. Женщин своих пожалей. Сколько их тут у тебя вообще?
– Успокойтесь, брат Джон, – вмешалась настоятельница. – Над нами распростерта благодать Христова. А если нам начертано судьбой принять мученическую смерть именно здесь, нам ли отрицать промысел Божий? Поворачивать все равно невозможно и не менее опасно – за нами идет волна беженцев в десять раз больше, и нетрудно догадаться, что они бегут неспроста.
– Они бегут на смерть! – коричневый Джон всплеснул руками. – И вы тоже, хоть и не похожи на местных. Тут божьим словом делу не поможешь. Силу ломает сила. По ту сторону, скорее всего, уже на много миль одни трупы и пепелища. Куда вам идти?
– А где оставаться? Дорога позади забита так, что яблоку негде упасть, двигаться вспять попросту невозможно. Свернуть же здесь некуда – вы должны знать, что это единственная магистраль через горы и реку в этих местах. Кроме того, ситуация может измениться – я слышала, что китайская армия начинает гуманитарную операцию в северной части Бирмы, не исключено, что они появятся и здесь. Более того – ходили слухи, что вьетнамская армия уже вышла к западной границе Лаоса и Кампучии – если удастся добраться туда, то беженцы будут в безопасности.
– Ладно, как ни крути, стоять нам больше некогда, – нетерпеливо добавил Иван. – Освобождай дорогу.
– Смотри, белый человек с акцентом, – коричневый покачал головой. – На твоей совести...
И он полез в кабину грузовика. Минуту спустя машина сдвинулась с места.
– Ты, дядя, пропусти нас, и езжай чуть погодя! – крикнул в сторону кабины Иван. – Глядишь, все выйдет не так уж мрачно. Должна же и нам когда-то удача улыбнуться?
ЗИЛ с полным кузовом монашек газанул и покатил, подпрыгивая на разбитой дороге, в сторону уже угадывающегося за поворотом серпантина выхода в речную долину.
– Я слышала ваш разговор, – подала голос Амико. – Я думала, англичан в Бирме не осталось.