– Банька-сан, думаете, она придет в себя в ближайшее время? Нам ведь... идти надо. А как она пойдет в таком состоянии? Я без нее тоже никуда не пойду. Ох... Что у вас случилось? У вас самого температуры нет? Лицо какое-то розовое.
– Да ну, где там что розовое?.. Это тебе кажется, – Иван быстро потер щеки, и продолжил уже деловым тоном. – Думаю, все будет нормально. Не надо недооценивать суровую боевую фармакологию – это вам не средства из аптеки. Надо ей еще часика три поспать, а потом двинем дальше. Селиться тут нельзя, слишком близко к деревне.
– Ладно, – согласно кивнула Кейко. – Тогда вы досыпайте, а я пойду дальше в дозор. Я себя нормально чувствую. Следите тут за Ами-тян, поближе к ней держитесь. Кутайте, если будет ворочаться.
И девушка покинула лежавшую у костра подругу и русского.
– Эй, погоди!.. – бессильно протянутая вслед Кейко рука повисла в воздухе. – Вот и пойми этих ОЯШек. Сперва – пальцем не тронь, не смотри, близко не подходи. А потом – на тебе, получи подругу и заботься. Эхе-хе. И что же мне с тобой теперь делать?.. – риторически вопросил Иван, опуская глаза на Акеми.
Девушка, похоже, перенесла температурный кризис – а может, и лекарство уже начало действовать – и теперь вместо жара ее бил озноб. Свернувшись в клубок и обняв колени руками, она отчетливо постукивала зубками, дрожа под довольно-таки тонкой курткой.
– Укутать-то больше и нечем. Не в Заполярье, чай, шли. Ладно, придется дедовскими, чу-у-уть-чуть хентайными методами. То есть, попросту говоря, согревать Ямато Надэсико горячим матросским телом. Совместим приятное с полезным. Поспать еще часика три... нет, два, а то Кейко-тян устанет караулить. Ну ладно, одзямасимас[11], как у вас говорят. И не нужно, не нужно меня подозревать в коварных намерениях – иду на это исключительно от чистого сердца; мало того, с риском погибнуть во цвете лет от спермотоксикоза.
Успокоив таким образом свою совесть, матрос спецназначения улегся на бок позади Акеми, обхватил ее левой рукой и осторожно прижал ее спину к своей широкой груди, укрывшись курткой вместе с ней.
Несчастная японка явно обрадовалась обогреву. Ее дрожащее тело расслабилось, машинально прижимаясь к источнику тепла. Иван ощутил, как его окутывает атмосфера близости женского тела: запах ее волос, ее кожи, едва различимый аромат полыни, взявшийся неизвестно откуда. После утомительного перехода Акеми ухитрилась не пропахнуть потом и грязью, ценя возможность умыться и почиститься даже в тонком ручейке. Худенькое плечо нагрелось под прижавшей девушку рукой. Он чувствовал, как поднимает дыхание ее грудь.
Шли минуты, и согревшаяся Акеми заворочалась. Едва не сбросив удержанную Иваном куртку, она шевелилась в его невольных объятиях, что-то неразборчиво шепча во сне. Неожиданно дернувшаяся девичья ножка задела бедро русского, и тут Амико юрко развернулась, прижимаясь к теплой подушке своей... передней частью.
Иван гулко сглотнул, стараясь расслабить вдруг судорожно напрягшиеся мышцы.
– ...Так, насчет «поспать»... это я маху дал. Тут, оказывается, не на жизнь, а насмерть... придется биться с трехголовой гидрой похоти. ... И какая же сволочь врала, что у японок нет грудей?! Ну, не D, конечно, но уж В... хотя до С далеко, конечно... смирно, матрос!!! Где твоя стойкость?! Где самоотверженность? Неужто только и можешь, что полагаться на крепость юдашкинской молнии на ширинке?!
Тем временем беспощадный противник в лице спящей девушки наступал. Вовсю прижимаясь к широкой груди Ивана, Амико обняла источник тепла руками, положив ладошки прямиком на напрягшиеся бицепсы оцепеневшего мужчины. Далее русского настиг коварный удар с южного фланга: коленка Акеми скользнула вперед, уткнулась в мускулистое бедро, а в следующий миг японка забросила тонкую обнаженную ножку на ногу Ивана, окончательно прильнув к теплой и удобной подушке. Теперь единственным, что отделяло его от юной девичьей плоти, стала несчастная юдашкинская форма и жалкие обрывки ее наряда, скорее едва прикрывавшие наготу, чем закрывавшие тело всерьез.
Запах густых черных волос щекотал обоняние, шеей Иван чувствовал теплое легкое дыхание спавшей. По заросшей щетиной щеке матроса спецназначения скатилась скупая мужская слеза.
– «...Да, я тоже тебя люблю, Амико. Выйдешь за меня замуж? Нарожаем интернациональных детишек, укрепим международную дружбу, и будем жить долго и счастливо...» – горько пробормотал он. – Вот что бы я сказал, если бы ты вытворяла все эти безобразия в твердом уме и здравой памяти. А так... Родина, дай мне сил!!! Несгибаемый русский дух, заветы предков, которые стальной своей волей наверняка могли дистанционно колоть орехи!.. О, русская земля! Березки и милые лесные озерки!.. Замерзшие, безусловно замерзшие озерки, покрытые метровым слоем снега, заметаемые метелями, звенящие прозрачным льдом... Снега, снега, снега... айсберги, тундры, Хибины... сосульки, в конце концов... Да, в конце концов, именно сосульки... Длинные, толстые, необхватные сосульки...