Помолчав, Иван добавил:
– Правда, защитник из меня теперь аховый...
– Не говорите так, – ее голос был почти неслышен. – Вы смогли защитить меня. Мне больше не страшно, даже если я погибну. Не знаю, все ли дело в страдании, которое, как говорят, очищает, но только преодолевая невзгоды вместе с вами, я почувствовала... что мне хорошо. Потому что вы защищаете меня. Потому что я вижу вашу душу, Иван-сан.
Амико не знала, откуда берутся эти слова, красивые, идущие откуда-то из глубин сердца и усмиряющие боль. Но девушка и не думала замолкать.
– У вас добрая душа, Иван-сан. Вы хороший человек. Я... я не хочу, чтобы вы чего-то боялись, боялись не суметь спасти меня. Вы самый... самый сильный на свете! И я верю, что вы меня защитите, а я смогу защитить вас. Мы встретим все, что нас ждет, вместе.
Иван повернул голову к Амико, и его зрачки беспокойно ходили туда-сюда, не в силах сфокусировать взгляд. Прикрыв, наконец, глаза, он пару раз стукнул себя левым кулаком по лбу, и застонал:
– ...Проклятая судьба – и в такой момент я тебя не вижу!..
Из уголка его глаза скатилась слеза, он смущенно утерся и продолжил:
– Раз ты веришь, что я... даже слепой, смогу тебя защитить... блин, тут уж не скажешь: «Извиняйте, не справился». Слушай, мы действительно вырвемся. Не знаю, далеко ли сможем уйти, но, я всегда считал, что даже помирать лучше на свежем воздухе, а не в клетке. Как у нас говорят: «На миру и смерть красна».
– А говорят, русские непохожи на японцев, – прошептала Амико. – Вы настоящий самурай, Иван-сан. Я верю, все будет хорошо. Но сейчас вам надо... отдохнуть. После того, как вас мучили...
И они действительно попытались отдохнуть. Возившийся в своем углу тюремщик косился на тихо разговаривающих пленников, но успокоился, когда оба затихли. Амико не говорила ни слова, молчал и утомленный Иван. Шли минуты, превращаясь в часы. Пленная девушка и русский полулежали в клетках, по капле набираясь сил.
Но спокойствие длилось недолго. Когда за стенами хижины начало всерьез подниматься солнце, ослепший Иван услышал шаги от порога. И тут же судорожно и громко вздохнула Амико.
– Что такое? – Засельцев поднял голову и повел головой вправо-влево, прислушиваясь. – Амико, что там?
А девушка смотрела, зажимая рот, на высокого худого афганца с вытянутым лицом и густой бородой, чей злорадный оскал продемонстрировал на миг распухший язык со следами укуса.
Тот самый горбоносый насильник, что едва не сделал несчастную японку безумной, стоял перед клетками и смотрел на недавнюю жертву злыми запавшими глазами угольной черноты. Он казался еще больше, чем раньше, затянутый в новенькую натовскую форму без знаков различия, с повязанной на лохматой грязной голове зеленой косынкой. Поняв, что Амико узнала старого знакомца, афганец громко пнул прутья ее клетки и выразительно произнес, немного шепелявя:
– Шармута!
– ...Амико, что происходит? Кто это?.. – требовательно спросил по-японски Иван, который быстро уселся, подобрав под себя ноги и ухватившись за решетку. Его обращенное к Амико лицо было напряженным и решительным – что бы ни случилось, русский явно не собирался оставаться в стороне.
– Это... это... – еле слышно прошептала девушка. – Это... он... тот самый...
Афганец тем временем с подозрением перевел взгляд на русского и пнул уже его клетку.
– Кто? «Кто тот самый»? Кто-то из бандюков, которых вас уволокли в той деревне? – не обращая внимания на удар, громко спрашивал Иван.
– Тот самый... который меня... – Акеми с ужасом смотрела на возвышавшегося над их клетками темнокожего мужчину и пыталась собраться с силами. Проглотив тугой комок, вставший в горле, она, наконец, ответила: – …Который меня изнасиловал.
Иван все моментально понял. Голос, которым он задал следующие вопросы, звучал на удивление спокойно – но сродни спокойствию морской глади, из-под которой вот-вот вырвется баллистическая ракета с подводного ракетоносца.
– ...Он один? Вооружен? Где оружие? Где тюремщик, и чем вооружен он?
Афганец не дал девушке ответить. Снова пнув клетку, он заговорил на неплохом английском:
– Молчать, свиньи! Говорить здесь буду я. Ты, белый, кто такой?
– Раз я белый, значит, ты черный?.. – недобро усмехнулся Иван. – Уж представься сам сначала, честь по чести. А то я, может, и не захочу с тобой разговаривать.
– Вопросы здесь задаю я, – вальяжно произнес афганец. – А ты, сын шлюхи, должен быстро и внятно на них отвечать, если не хочешь лишиться яиц.