— Ух ты… — Кейко смотрела на Ивана большими глазами, в которых впервые появился искренний неподдельный восторг. — Банька-сан, да вы… вы круты! Нет, правда! Я, конечно, терпеть не могу насилия, но вы же прямо… прямо благородный самурай, черт побери! Мало кто в наши дни вот так бесстрашно бросится защищать сестру. Разве что полицию вызовет. Плюньте вы на ваших дураков-соседей!
Девушка воинственно потрясла кулачками.
Покосившись на нее, он вздохнул, очевидно, убедившись, что его рассказ возымел эффект, обратный тому, что он хотел в него вложить. Потом махнул рукой.
— Да ерунда. Если бы в тебе было бы 98 килограмм, ты бы тоже швыряла всех приставучих ухажеров, не напрягаясь. Лучше скажи, что это там такое делает Акеми-сан? Я-то думал испечь просто, а она что-то такое необыкновенное сочиняет…
— Вот, взгляните, — неслышно подошедшая к беседовавшим Амико продемонстрировала Ивану аккуратно порезанный на дольки батат, нанизанный на хворостину. — На открытом огне я могу довести его до состояния, когда он будет напоминать нечто среднее между печеным картофелем и жареным. Достаточно приятно на вкус, насколько мне известно. Это, конечно, мелочь, но, как мне кажется, приятней, чем обыкновенный печеный батат.
На этот раз, чтобы утереться, Ивану пришлось отвернуться, но даже со спины было слышно, как смачное хлюпанье сопроводило длительное, трубное бурчание. Судя по всему, пищеварительный аппарат в целом и слюнные железы в частности у матроса спецназначения функционировали безупречно.
— Вот блин, что-то я оголодал. Комично… не находите?.. — слегка покраснев, он принялся разгребать костерок, чтобы организовать подходящие угольки. — Ну давай, скорей же!..
— Не торопитесь. Иван-сан, — когда угольки были организованы, Амико склонилась над ними, пристраивая хворостину. — Держите вот так и поворачивайте каждые тридцать секунд. Я пока что сделаю вторую порцию — думаю, мы все проголодались, да и… у нас ведь еще один едок. Надеюсь, вы не против, если мы его покормим?
— Да это ж его батат, вообще-то. Конечно, пацану тоже нажарим, а то уж совсем по-свински было бы. М-м-м, пахнет-то как!..
— Главное, не торопитесь, — и Амико ушла нарезать очередную порцию.
— Хм, — неопределенно фыркнула Кейко, вдыхая аромат вместе с русским. — Всегда я завидовала кулинарному кун-фу Ами-тян. Сама я готовить умею, но она гораздо лучше. До сих пор помню, как она бенто готовила своему… э, в общем, бенто готовила.
— Кулинарное кун-фу — это хорошо сказано, — согласился Иван, жадно втягивая воздух. — Я б не отказался, чтобы и мне готовили бенто. Только у нас, во-первых, не принято, а во-вторых — мне некому. Матери некогда, а имота лентяйка, я ей даже сам готовил иногда, потому как раньше вставал. Но все, кончилась у нее малина, как я в армию ушел. Пусть теперь сама напрягается… бва-ха-ха! — злорадно хохотнув, он покосился на Амико, которая с серьезным выражением лица строгала батат, и, понизив голос, поинтересовался: — Вот даже завидую тому, кому готовит Акеми-сан, здорово ему подфартило. Только что же она тогда так убивалась? Ну, ночью-то?..
— Да нет у нее никого, — мгновенно занервничала Кейко, поняв, что невольно затянула собеседника на тонкий лед. — Ну, в общем… Эм… Ладно, она про меня рассказала, и я расскажу. Банька-сан, вы ведь видите, что Ами-тян очень красивая? Она очень популярна у нас в школе, но ни с кем не встречается. У нее… ну, вроде как сердце разбито, вот.
Иван сочувственно кивнул.
— Точно говорят: не родись красивой, а родись счастливой. Парней ваших я понимаю — к эдакой принцессе эльфов запросто не подойдешь, наверное, как посмотрит ледяным взглядом… Тем более, говоришь, сердце… А что значит, разбито?..
— Да так и разбито. Она добрая, вы не подумайте, ледяным взглядом не смотрит. Она просто вообще не смотрит. Тут вот какое дело — ей по наследству не передалась чванливость семейная. Мы рассказывали уже, какие у нее родители, да дедушки с бабушками туда же… В общем, Ами-тян вроде как из благородного общества, из приличной публики. Когда учились мы на первом году старшей школы, ее перевели в мой класс. И был тогда один мальчик… кхм, ну, вы понимаете. В общем, он ей нравился, она ему тоже. Только он был не из благородных. Мать у него хостессой в баре работала, а отца давным-давно след простыл. Бедный был, даже учиться после школы продолжать не собирался, работать идти хотел. Нормальный был парень, не дурак, не пьяница, даже не курил. Они познакомились-то на стадионе, когда Ами-тян бегала. Ну, Ами-тян вроде как все равно было, какой он, да только не в ней дело. Ее дед, тот самый, который старый самурай, с вашими воевал во Вторую Мировую, как-то узнал, что у нее ухажер есть. Ну и чуть у старика крышу не снесло — сущий разгром ее родителям устроил. Мол, как это так, какой-то оборванец — и к благородной девице подходы делать осмеливается. Запретить велел и не пущать. Только они все равно украдкой на свидания бегали. Без грязи, даже поцеловаться вроде не успели. У нас, у японцев, иногда с этим строго. Они разве что за руки держались. Но дед не успокоился. Поймал однажды этого паренька и давай ругаться. Да так разошелся, что тростью его стукнул. Ну, парень машинально и ткнул старика кулаком. А тот возьми и упади. В общем, старик попал в больницу, а у Ами-тян с ухажером были какие-то непростые разговоры, и… в общем, он перевелся из школы, а у нее до сих пор что-то осталось. Она по нему и сохнет до сих пор. Когда старик через год от инфаркта умер, Ами-тян даже искать пробовала. Да не нашла.