За окном град пациентов. На всех поголовно надо завести истории болезни и вбить их в нахально зависающий компьютер. Бесперебойно звонит телефон и по нему все чего-то хотят. Тут же лезут врачи с назначениями насчёт поступающих клиентов. Отдельные из них хотят допконсультаций, иные исследований, а некоторым просто хочется поболтать. Мимо снуют левый народец и те, кому не лень. И если уже все достали и рассосались, то обязательно придёт какой-нибудь весьма дальний родственник и пристанет с расспросом (хоть приёмник — далеко не справочное).
Один раз именно подобный родственник и пришёл. Прочитав на стекле у регистратора табличку:
БАХИЛ НЕТ. НА ВОПРОС «ЧТО ДЕЛАТЬ?» НЕ ОТВЕЧАЕМ
спросил:
— А бахилы есть?
— Нет.
— А чё делать?..
Но случаются варианты и похлеще, при том, что это не равно значению пореже.
Ирка сидела на рабочем месте и заводила в компьютер медицинскую документацию. С завидной регулярностью не желал сбавлять темпа телефонный аппарат. Приезжали «скорые». Поступали больные. Писали назначения врачи. И тут, в какой-то момент редкого затишья, перед окном нарисовалась бабулька. Да даже не бабулька, а бабка. Уж будем называть вещи своими именами. В просаленном халате, с причёской из прошлого века (в парикмахерской пенсионерка отмечалась аккурат в 1999 году) и жёлтыми зубами в количестве аж девяти штук.
Итак, бабка просунулась в окно и, напустив на себя недовольный вид, заявила:
— А когда за мной врач придёт?
Ирка, зная, что пациентка хирургическая (пять минут как «скоряшники» бланк положили), отвечает:
— Я хирургов уже вызвала, ожидайте, пожалуйста.
— Вызвала она, — передразнила больная. — Я уже пятнадцать минут жду.
— Не вопрос. Есть вариант покороче, что не делает его более быстрым. Если не хотите ждать, можете подняться на хирургию, — предложила регистратор, параллельно забивая данные на терапевтического пациента. — Только они пока на операции, так что шансов их увидеть не много.
— Не много? — изумилась собеседница и резко умолкла, сосредоточившись на выпускании нежданно просящихся наружу газов. Воздух наполнился едким щелочно-кислым запахом (ах, волшебны получились консервированные помидоры!), который быстро поднялся к потолку и окутал лампы дневного освещения. Хорошо хоть никого в холле не оказалось, иначе консультации токсиколога не избежать. Правда, газовая атака всё же нанесла урон самой больнице: штукатурка на ближайшей стене треснула и пошла мелкими паучками.
И здесь бабку понесло. По-настоящему понесло. Она почему-то начала орать. Громко орать. Призывисто. Хотя, говоря между нами, она ещё долго продержалась. Обычно наши бесплатные клиенты орут, начиная с порога. С порога своего дома. Реже при высадке из «скорой помощи». Зачем? Да затем. Чего пристали? Всё им не то. Они ещё не успели поступить в больницу, а их уже всё и вся бесит. Врач не так посмотрел, больницу не ту дали, укол больно засандалили. Да мало ли у среднестатистического пациента капризов за жизнь накопилось! Тоже понять можно (не знаю, какой здесь знак препинания поставить). Так что бабка стойко продержалась пятнадцать минут. Дальше её «ждалка» закончилась, и она начала орать.
Это была не песня. Старушка извергала ругательства, маты и даже проклятия. Она шаталась в окошке точно маятник, и из всего потока слов, чаще остальных повторялись лишь классические: «я буду жаловаться», «щас помру прямо здесь» и почему-то «все врачи — убийцы».
Ирка, уже привыкшая к ору настолько, что, окажись она в фантастическом фильме «Крикуны», ей не составило бы труда уснуть прямо на поле боя. Поэтому наша медрегистратор аккуратно прикрыла окошко и продолжила вводить вверенные ей истории болезни.
Тем временем бабку по-прежнему несло. Бранные слова, вылетающие из-под немного сгнившей ротовой полости, словно бесы колошматили в стеклянную дверь регистратуры. Потеряв силу от столкновения с дверью, они сочились сквозь стекло и забирались в ушную раковину регистратора. Очутившись в голове (ох, как здесь всё запутано!), ругательства ударялись в твёрдую мозговую оболочку и рассыпались в пух и прах. Ирка, прожившая в браке без малого десять лет (без малого, потому как детей у неё ещё не было), умела превосходно абстрагироваться не только от крика, но и от стона, и даже от плача. Последний факт вскоре стал очевиден и оппонентке за дверью, отчего она взвинтила себя до изнеможения. Фактом, указывающим на крайнюю степень взвинченности, стал уровень ора. Пенсионерка всё орала и орала, и дай ей ещё хоть пять минут, из неё легко мог бы политься кипяток.