Зденек первый принес нам новость — буфетчик Иван Петрович поменялся с кем-то квартирой и выезжает из нашего переулка.
Это была правда. Иван Петрович вместе со своим многочисленным семейством переехал неподалеку от Верхнего Чудакова — на Серпуховскую площадь.
По своему обыкновению, он откликнулся стихами на это примечательное для него событие:
Можно было подумать, что он уезжает куда-нибудь в Северную Гренландию или к тропику Козерога, а не перебирается всего лишь на несколько кварталов в сторону.
Вскоре мы познакомились с новым соседом, который поменялся квартирой с Иваном Петровичем.
Это было в Донском монастыре, расположенном недалеко от Калужской площади. Мы любили ходить туда. Там было тихо, на деревьях гнездились птицы, изредка перекликались колокола, и густой, медленный перезвон их постепенно угасал в воздухе. В траве были раскиданы полуразрушенные памятники, ангелы с обломанными крыльями, массивные надгробные плиты.
Все кругом было пронизано запустением и грустью, но нас это ни капельки не смущало. Мы бегали по траве, прятались за плитами, играли в салки, в казаки-разбойники, а устав, ложились где-нибудь в тени гранитного саркофага, помнившего, наверное, еще сподвижников Бориса Годунова.
И однажды, когда мы лежали друг возле друга под памятником, изображавшим мраморную девицу в белом одеянии с мраморными жирными голубями на каждом плече, и говорили о всякой всячине, мы увидели мальчика, должно быть нашего ровесника. Он медленно подошел к нам и остановился. Он был худой, с длинными руками и ногами; у него было смуглое лицо, которое показалось мне добрым, и мягкие темно-карие глаза с золотистыми точечками внутри зрачка.
— Ты кто такой? — спросил его Зденек.
Мальчик немного смущенно улыбнулся. Потом спросил, заикаясь:
— А вы что, знали при жизни достославную жену купеческую Альбину Симеоновну Лобастову?
Валя Протасова фыркнула, но оглянулась на Зденека и прикрыла рот ладошкой.
Зденек молчал, наверное, думал, что сказать в ответ.
— Может быть, адресом ошибся? — спросил он.
— Нет, — ответил мальчик. — Ты сам погляди, что здесь написано.
Мы никогда раньше не читали надписей на мраморных плитах и памятниках. А теперь обернулись, словно по команде, и прочитали:
— «Спи спокойно, достославная жена купеческая Альбина Симеоновна Лобастова, коей жития была с одна тысяча семьсот осьмнадцатого года до одна тысяча семьсот пятьдесят…»
Дальше мрамор осыпался и ничего уже разобрать нельзя было.
Зденек усмехнулся.
— Нам-то что? Пусть спит спокойно.
— Конечно, — подхватила Валя, — если ей нравится, пусть спит.
Зденек подумал, поднял свои дерзкие глаза на мальчика.
— Хочешь — можешь сесть.
— Хочу, — сказал мальчик.
Его звали Роберт, а фамилия у него была самая простая, обыденная, совсем не вязавшаяся с его красивым именем, — Курков.
Он сел и заговорил с нами просто, так, словно мы его давно знаем, и даже то, что он часто мигает глазами и слегка заикается, это тоже казалось с давних пор знакомо каждому из нас.
— Ты где живешь? — спросил его Лешка.
— В зеленом доме.
Мы переглянулись. Там жил Иван Петрович.
Роберт лег на землю, заложил руки за голову.
— Я здесь с одним дядькой познакомился. Такой дядька — на большой!
— Кто это? — спросил Лешка.
— Не знаю. Он нам помогал вещи перетаскивать, а потом позвал меня к себе. У него чего только в комнате нет — и ракушки всякие, и морские звезды.
— Это дядя Костя, — важно заметил Зденек. — Он, конечно, дядька непростой.
— Он мне дал ракушку, поднес к моему уху, говорит, послушай, как шумит море, — сказал Роберт.
— И ты услышал? — спросил Лешка.
Роберт улыбнулся.
— Захочешь — и не то услышишь!
— А еще у него есть бутылка, — сказала Валя. — В этой бутылке вода из Атлантического океана.
— Ну да! — не поверил Роберт. — Честное слово?
— Честное слово. Он ее из Мексики привез.
— И какая она?
— Никакая. Вода как вода.
Это сказал Зденек. Он смотрел на Роберта, слегка прищурясь, будто никак не мог понять, по душе ли ему Роберт или не очень.
— Вот здо́рово! — сказал Роберт. — Вода из Атлантического океана! Там плавали киты, акулы, дельфины…