Крис Райт
НЕСЛОМЛЕННЫЙ
РАССКАЗ
Пригнув голову и держа болтер на отлете, он вприпрыжку несется по земле, изломанной войной, длившейся на протяжении жизни целого поколения смертных.
Он бежит так быстро, что это кажется невозможным, становится серо-стальным размытым пятном на песках пустыни; броня стонет от напряжения сервоприводов, доведенных до предела волей охотника, облаченного в доспех. Он — облако пыли, мстительный джинн, выпущенный на поджаренную солнцем пустошь.
Мир вокруг него воет от ярости, огонь раскалывает небеса, дрожат и колышутся янтарные облака. Каждый шаг воина — нарушение границы, внесение чужеродного вещества на измученную почву.
Эта планета ненавидит его. Она ненавидит его броню, выкованную в мире беспощадных морозов. Она ненавидит резные угловатые руны на его наплечниках, покрытые чернью и забитые пылью, от которой здесь страдает всё и вся. Она ненавидит одиночество воина, ведь Армагеддон — планета бессчетных армий, легионов, растягивающихся от одного иссеченного молниями горизонта до другого. И, пока он бежит, мир вокруг пытается замедлить его, лишить дыхания и схватить, не отпуская.
Он питается этой ненавистью и смеется, поднимая взгляд к небесам, светящимся янтарем. Чувствуя спиной жестокий жар, воин рычит, требуя ещё. У западного края пустыни мелькают кроваво-красные искры, и громыхание зарождающейся бури волнует пыль.
Сейчас он тяжело дышит, слюна становится тягучей. Воин бежит уже несколько часов, поддерживая ритм с того момента, как транспортник доставил его в глубокую пустыню. Впереди жмется к земле скалистая гряда, торчащая из песков, словно кость; остроконечная, вздымающаяся волнами, она возвышается над окружающими равнинами. Этот хребет в две сотни метров высотой, зазубренный и высушенный, исчерчен руслами ручьев, по которым никогда больше не потечёт вода.
Повысив разрешение смотровых устройств шлема, он оглядывает плоскую вершину, увенчанную чахлым кустарником. Гряда — цель воина, крепость, цитадель, естественный бастион из голых камней и отшлифованных ветром колонн, стоящий посреди запекшегося участка пустыни. Яростный ксеноскот разобьется об эти скалы, словно волна пролитой крови, и, пенясь, отхлынет назад, в жаждущую землю. Воин намерен позаботиться об этом.
Он скалится и дышит часто, словно пёс, слыша преследователей-чужаков. Учуяв его след, враги покинули ямы и башни вдоль берега реки, в километре к востоку. Сейчас воин представляет их себе — ревущих, топающих, взбешенных. Ксеносы придут, пронесшись по пескам, отчаянно желая сразить его, переломать хребет и втоптать безжизненное тело в алую грязь.
Боевой дух воина поет от подобных мыслей; он чувствует, как топор колотится по бедру, гневно требуя выхватить себя.
Ещё рано. Пусть сначала чужаки настигнут его, столпятся вокруг и, плюясь в лицо, зарычат распахнутыми клыкастыми пастями.
Воин несется вперед, продолжая бежать — но, хоть за ним и гонятся, он не убегает от ксеносов. Он никогда в жизни не убегал ни от одного врага.
Сзади стелется пыль, завиваясь подобно полам плаща. Небеса пылают, и воздух дрожит от жара.
Приближается вершина гряды, и на мгновение кажется, что это каирн[1] на одном из пиков Асахейма.
— Как там его зовут?
У Хольта фол Вергиона, командира полка, скверная память на имена. Он держит в уме множество информации и с идеальной точностью отдает приказы на развёртывание, но имена живых и мертвых ускользают от него — ведь их было так много.
Хольту без промедления отвечает комиссар Ферд Нагро, смотрящий в объектив магнокуляров дальнего действия.
— Свейн, — говорит офицер с вечно недовольным выражением лица. — Он назвал себя Свейном Последним-из-Восьми.
Вергион хмыкает в ответ; его узкий подбородок уже покрыт потом, а ведь не прошло и часа после рассвета, сиявшего красным огнём. Полковник чувствует, как поднимается пыль, проникая, профильтровываясь, проползая во все мелкие щёлки.
— Что это значит?
— Его отделение погибло, — объясняет Нагро, опустив магнокуляры. — Он — выживший воин.
— И потери в отряде не восполнят?
— Нет, — комиссар произносит это с мрачным одобрением.
Повсюду вокруг них выхлопные трубы подкармливают ядовитое месиво атмосферы Армагеддона. Колонны «Химер», покачиваясь, тянутся сквозь пыль, оставляя за собой копоть и длинные следы траков. Над головой проносится звено «Валькирий», летящих на низкой высоте; скошенные крылья штурмовиков увешаны оружием. Ряды бойцов в горчично-желтых мундирах, обмотав дыхательные маски мокрыми тряпками, устало бредут сквозь облака пыли к оставшимся бронетранспортерам, которые снова повезут их на бесплодные, отмеченные смертью поля сражений между городами-ульями.
Командование полка, опередив собственный авангард, разместилось на покрытой кустарником возвышенности, чтобы проследить за окончанием сбора. Сейчас 172-й хорошо справляется за счёт опыта — полк перебрасывают с места на место уже семь месяцев, и сложно вспомнить, когда солдаты последний раз спали на чем-то неподвижном.
На середине склона стоит «Саламандра» Нагро с работающим вхолостую мотором, чуть выше находится сверхтяжелый командный «Красс» Вергиона. Ротные командиры уже заняли позиции во главе построений: Каллак ведет фланкирующие отделения «Тауросов» и ударных мотоциклов; Вервис, Гельт, Целиф и Льём — основные мотопехотные батальоны; Егеррен и Горги — колонны «Леманов Руссов», «Адских гончих» и немногих уцелевших «Виверн». Бронетехника и САУ идут без приданных частей, хоть и пострадали во время перехода из Ахерона на оспариваемые территории.
Глядя на комиссара, Хольт с некоторым удовлетворением замечает, что тот, кажется, доволен темпом сбора. Нагро не охвачен бешеной яростью, не брызжет слюной и не тащит своих коллег из Комиссариата в передние ряды, чтобы устроить бойцам выволочку за медлительность. Редкий случай, Ферд словно бы обрел согласие с духом полка.
Что до самого Вергиона, то полковник ощущает смесь беспокойства и воодушевления, как всегда бывает с ним перед крупным сражением. Готовится значительное наступление, и есть шанс захватить пустынный участок к югу от последней из превращенных в крепости «булыг», отрезав тем самым путь подхода орочьих подкреплений к их блокированным собратьям на плацдарме. Подготовка заняла недели, и, чтобы добавить мощи намеченному удару, были стянуты подразделения с пяти других фронтов. Если всё сделать правильно, то оркам придется очень несладко. Если допустить ошибку, то потом долгие годы придется вытаскивать из песков сгоревшие остовы танков. Всё зависит от того, удастся ли захватить цель и удержать её.
Почувствовав пыль на губах, Хольт слизывает её и ощущает вкус песка, машинного масла и крови.
— Насколько он далеко? — спрашивает полковник.
— Уже близко, — отвечает Нагро, защёлкивая футляр с магнокулярами. — Мне пора занять свое место, командующий.
Вергион в последний раз осматривает всё вокруг, глядя на многочисленные колонны бронетехники, уходящие в пустыню, тянущиеся за ними колеи и летящих сверху «Валькирий» и «Мстителей». Внушительная боевая группа, обтесанная войной и безжалостными тренировками. Затем полковник думает о Свейне Последнем-из-Восьми, одиноко бегущем в самом сердце песков.
1
Искусственное сооружение в виде груды камней, часто конической формы; могло отмечать место захоронения и/или служить памятником павшим.