- Если бы только кто-нибудь предупредил нас, что эти три дня будут иметь такие последствия, - говорил он. - Когда ты точно знаешь, что рак получает хорошую встряску, ты можешь сохранять оптимистический настрой. Это означает, что оно того стоит. Но я не вынесу больше плохих новостей, Линдс. Я бы смог выдержать, даже если бы ситуация стала ухудшаться, я знаю, что выдержал бы. Я ненавижу, что приходится иметь дело с этим "подождем и посмотрим, что будет".
Однако, ему приходилось с этим мириться - нам полагалось вернуться в Джимми только 4 мая, не раньше.
Я продолжала поддерживать Пола, не давая ему уйти в себя. Ему было очень плохо. Я часто говорила с Полом о нашем ребенке и старалась убедить его, что все обязательно сработает так, как надо. Через несколько дней мы снова поехали в больницу на первый курс блеомицина. Глядя на больничные карточки Пола, я вижу, что написали там врачи:
"Пол перенес первые дни химиотерапии очень хорошо. Не считая легких проблем со сном и небольшой тошноты, от которой он избавился с помощью метоклопрамида, его дела продолжают идти очень хорошо".
Я рада, что они так считали. Может быть, Пол преуменьшал свои симптомы, когда его о них спрашивали, однако "очень хорошо" - это вовсе не то, как он себя чувствовал.
В тот же день он получил результаты сканирования, которое показало, что нет смысла добавлять изотоп октреотида в смесь лекарств; врачи решили просто продолжать первоначальное лечение. У Пола не было к этому какого-то определенного отношения. С одной стороны, он надеялся на появление чудесного лекарства, но с другой - не хотел, чтобы его самочувствие еще больше ухудшилось из-за приема ненужного препарата. Мы словно блуждали по лабиринту. У нас было столько вариантов выбора, но большинством из них нам не дали воспользоваться. Мы понятия не имели, движемся ли мы вперед или откатываемся назад. В больнице весь мир был перевернут с ног на голову, а Пол ждал от меня, что ради него я наведу в этом мире порядок.
Существуют вещи, которые в повседневной жизни вы никогда не принимаете во внимание - настолько они несущественны для здорового человека. Однако для больного раком это настоящий кошмар. Впервые мы столкнулись с этим, когда однажды утром Пол проснулся, в мучениях сжимая лицо руками.
- Пол! - воскликнула я. - Что такое? В чем дело?
Он не мог говорить, пока волна боли немного не схлынула.
- У меня чертовски болит рот и горло, Линдс, и я чувствую, что весь горю.
Оказалось, что дело в его зубе мудрости, который начал резаться. Острая боль отдавалась даже в горле - мы молились только, чтобы дело не закончилось тонзиллитом. Температура у Пола поднялась до 37,7, и я перепугалась, что он подхватил инфекцию. В разгар химиотерапии это было бы ужасно. По счастью, как раз в этот день ему предстоял амбулаторный осмотр, так что отец отвез его в больницу. По возвращении домой Пол сказал, что ему рекомендовали просто наблюдать за тем, что происходит. Зная, как он ненавидит лежать в больнице, я гадала, сказал ли он им правду о том, как все плохо на самом деле.
Вечером мы уселись, чтобы посмотреть телевизор - я помню, что шли Soap Awards, а Пол обожал свои мыльные оперы. На ужин у нас была рыба с картофелем во фритюре. Пол был не похож сам на себя, он был молчалив, и временами его била дрожь. В какой-то момент он встал и взял градусник, чтобы измерить температуру.
- Линдс, - возвращаясь, тихо сказал он, - она поднимается. Уже 38.
Я знала, что он и слышать этого не захочет, но все равно сказала, что нам нужно позвонить по телефону неотложной помощи.
- Я туда не поеду! Я не собираюсь там оставаться! - запротестовал он, но в итоге вынужден был подчиниться. А доктор сказал то, чего он так не хотел слышать - что ему немедленно нужно приехать в больницу.
Я пронеслась через весь город не хуже машины скорой помощи. Полу сказали, что ему придется оставаться в больнице от двух до семи дней, и что ему поставят капельницу с антибиотиками. Казалось, он совершенно выдохся, а я гадала, поймет ли он когда-нибудь всю серьезность того, что с ним происходит. Знал ли он вообще, с чем именно борется? Было ли ему известно, что малейшая инфекция может сильно навредить ему, и это может оказаться необратимым? Я была расстроена.
- Речь вовсе не о том, чтобы оставаться в собственной постели, Пол, - хотелось крикнуть мне. - Речь идет о твоей жизни и смерти!
Я поехала домой, чтобы привезти его одежду и туалетные принадлежности, но когда я вернулась обратно в больницу, он все еще был не под капельницей. Я всегда думала, что такие дела должны делаться без промедления, и расстроилась, что сама не могу больше ничего сделать. Я пробыла с ним еще около трех часов, чувствуя некоторое облегчение от того, что Пол наконец-то оказался там, где ему смогут оказать немедленную помощь, если что-то вдруг случится.
Я заскочила навестить его на следующее утро. Он выглядел уже значительно лучше, но врачи по-прежнему настаивали, что ему нужно оставаться в больнице еще как минимум двое суток.
Я только-только успела доехать до дома, как раздался телефонный звонок. Это был Пол, и его голос дрожал.
- Ты можешь приехать, Линдс?
- О Господи, что-то случилось? Прямо сейчас? - спросила я, стараясь сохранять спокойствие.
- Да, прямо сейчас. И захвати ножницы, милая - мои волосы выпадают клоками.
Глава 25
В горе и в радости
Май - июнь 2005
Это было лишь очередное доказательство. Подтверждение очевидного. Когда твой любимый человек заболевает раком, где-то в глубине души ты надеешься, что у вас все будет не так, как у других. Химиотерапия будет подобна увеселительной прогулке в парке. Не будет слабости и тошноты. Волосы не начнут выпадать.
Всегда найдется кто-нибудь, кто считает себя крупным экспертом во всем, что связано с раком; кто-то сказал мне, что проявление огромного количества пренеприятных побочных эффектов означает, что химия работает должным образом. Я не знала, что и думать. Неужели мне нужно было радоваться тому, что у Пола выпадают волосы? Неужели это означало, что все идет как надо? В клинике вам всегда советуют не обращать слишком много внимания на рассказы других людей, потому что то, что произошло или, наоборот, не произошло с ними, в вашем случае может не иметь абсолютно никакого значения. Но так трудно было не прислушиваться к рассказам о чудесном исцелении - я безумно хотела услышать о ком-нибудь, у кого был тот же тип рака, что и у Пола, кто прошел тот же курс лечения и вот уже годы как живет здоровым.
К слову, когда я приехала, Пол уже гораздо спокойнее воспринимал тот факт, что у него выпадают волосы - в основном из-за того, что у него были хорошие новости. Его отпускали домой, поскольку введенные внутривенно антибиотики сделали свое дело. Кроме того, по результатам анализов уровень АФП упал с первоначальной отметки в 24 000 до 13 000. Доктор Честер сказал, что Пола можно было бы назвать счастливчиком, даже если бы это были показатели после второго курса химии, что уж говорить о первом. Именно такие новости сейчас были нужны Полу. Вернувшись домой, я внесла эти цифры в наше расписание, а рядом крупно вывела: "ДУМАТЬ О ХОРОШЕМ". По возвращении домой Пол действительно изо всех сил пытался так и делать, бог свидетель. Новости о том, что опухоль уменьшается, открыли у нас второе дыхание. Они стали реальной опорой, за которую можно было ухватиться, и их невозможно было неверно истолковать или c чем-то перепутать.