Что бы произошло, если бы я стала просто сидеть без дела и только жалеть нас? Если бы это могло хоть как-то помочь, я, возможно, и попыталась бы. Но я считала, что проявление жалости к себе может показаться Полу оскорбительным, учитывая то, через что ему приходилось пройти. Меня всегда учили смотреть на проблему с точки зрения возможности ее разрешения: если ты можешь сделать что-то, чтобы улучшить ситуацию, делай это; если не можешь ничего сделать, нет смысла изводить себя пустыми переживаниями. Мои родители, а также Трейси и Крис никогда не отказывали нам с Полом в поддержке, и я уверена, что без них мы не справились бы со всем и вполовину так хорошо.
Даррен Кларк, или Даз, как все его называли, очень много помог нам в эти несколько месяцев. Они даже играли в гольф, когда Пол чувствовал себя настолько хорошо, что его руки могли удержать клюшку. Он по-прежнему не видел своего будущего без снукера, и переживал, что состояние его рук не улучшается. Наверное, когда Даз был здесь, я могла взглянуть на Пола более беспристрастно. Оставаясь в стороне, я слушала, как он описывает лечение кому-то третьему, и в такие моменты я просто поражалась его мужеству.
Кого ни спроси, все утверждают одно и то же. Пол никогда не жаловался на свою болезнь. Он не ожидал, что с ним будут обращаться как-то по-особенному. Он продолжал жить так, как мог, занимался спортом, болтал с приятелями, и его не мучили навязчивые мысли. Рак заставил его повзрослеть. Пол был воплощенным вдохновением. Я всегда относилась к нему, как к своему маленькому ребенку, и по-матерински заботилась о нем, но только теперь я видела, на что он на самом деле способен. У него всегда была способность удивлять меня своей психической силой во время игры в снукер, но сейчас он с таким же успехом применял это в реальной жизни, и я была в восхищении.
Наблюдая за ним, я понимала, каким прекрасным отцом он станет. Когда он был в состоянии, он пытался в меру своих сил заботиться обо мне, хотя его движения по-прежнему были несколько ограничены из-за отсутствия чувствительности пальцев рук. Наверное, только во время его болезни я, как никогда, поняла, насколько хорошо мы с Полом дополняли друг друга. Я не заливалась слезами сочувствия по отношению к нему, а он не жаловался. Если бы рядом с Полом кто-то непрестанно повторял: "О Боже, это ужасно. О Боже, почему это случилось с нами?", ему от этого стало бы только хуже. Я должна была оставаться сильной, потому что это придавало силы Полу.
К 8 июня, когда должен был начаться очередной курс химии, мы оба чувствовали реальную пользу от того, что Даз был здесь. Он предложил, что проведет день в больнице вместе с Полом. Возможно, он стал нашим талисманом удачи, потому что в тот день записи в больничной карте были просто невероятными:
Пол очень хорошо переносит химиотерапию. За последнюю неделю его уровень АФП снизился до 590. Сканирование на томографе выявило почти полное исчезновение обнаруженных ранее в брюшной полости очагов заболевания, остается лишь несколько незначительных следов, что указывает на очень хорошую частичную реакцию после всего лишь двух циклов лечения. Я объяснил это Полу, который был невероятно счастлив. Я сказал ему, что это не просто хорошо, а намного лучше, чем мы ожидали. Это повышает вероятность того, что мы все-таки имеем дело с эмбриональной опухолью, но точно пока сказать нельзя, потому что так же могут реагировать на этот вид химиотерапии и некоторые другие виды опухолей.
Пол был счастлив - это было как раз то, что нам нужно. Все шло не просто хорошо - все шло даже лучше, чем они надеялись. Кроме того, если опухоль окажется эмбриональной, шансы на выздоровление будут весьма высоки. Это были на самом деле фантастические новости. Единственное, что беспокоило нас - это боль в кистях рук. Время от времени Пол пытался сложить руки таким образом, как будто они держат снукерный кий, но ему не удавалось это сделать, и это было ужасно. Когда он рассказал об этом консультирующему врачу, ему предложили распределить следующий курс химиотерапии не на три дня, а на пять, что могло бы снизить болевые ощущения. Пол отказался не задумываясь, что лишний раз подтверждает, какими ужасными были для него эти дни, раз он предпочел и дальше терпеть боль в кистях.
Во время трехдневных курсов Пол много спал, поэтому у него было не так много посетителей; кроме того, когда к нему кто-то приходил, он часто бывал не в себе. Пол не любил излишнюю суету вокруг себя - он предпочитал, чтобы эти три дня поскорее прошли, и не хотел, чтобы много людей видели его в таком состоянии, и только Даза он всегда был рад видеть рядом.
Теперь нам пришлось постоянно держать поблизости тазик - в больнице возле койки, а дома в пределах досягаемости. Его стало действительно очень много рвать. Я написала в дневнике:
Бедный малыш. Он почти ничего не ест, и когда его начинает выворачивать наизнанку, рвать просто нечем, он задыхается от спазмов и не может вдохнуть воздух в легкие.
Его отпустили из больницы в пятницу вечером. Он выглядел, как и всегда после химии - опухшим и с отвислыми, как у хомяка, щеками. С самого раннего утра снова начались сильные приступы тошноты.
Последний час Пол постоянно сплевывает слюну в полотенце, - писала я. - А потом накатывает… это всеобъемлющее, судорожное движение, как спазм. У Пола краснеет лицо, и кислород не поступает в кровь.
Я положила ему на шею холодное полотенце и просто сидела с ним, пока все не прошло. Ему, всегда становилось гораздо лучше, после того, как желудок прочищался, и часом позже мы уже бродили по дому, пили чай и смотрели новости. Так продолжалось еще несколько дней.
Врачи сказали, что просто поражены тем, что опухоль уменьшилась так быстро, а Пол так хорошо переносит химию, и тут же добавили, что могли бы провести ему еще один дополнительный курс. Я предложила Полу:
- Соглашайся, пока все идет так хорошо. Сейчас ты все равно чувствуешь себя дерьмово, так, может, стоит потерпеть еще несколько дней, ведь потом это поможет тебе полностью выздороветь?
Обычно он нормально воспринимал подобные высказывания с моей стороны, но на этот раз он обернулся ко мне и прошипел:
- Легко говорить, Линдси, когда это происходит не с тобой, а с кем-то другим.
Я крепко стиснула его руку, но мне хотелось кричать.
- Нет, Пол! Это вовсе не легко для меня. Я бы забрала от тебя это, если бы могла, я забрала бы все, потому что ты - мой мир. Я держусь, потому что мы не можем себе позволить сдаться. Нам нельзя расслабляться, иначе мы проиграем, и что тогда с нами будет? Что будет с нашим ребенком, если мы сдадимся?
Возможно, мой позитивный настрой все время раздражал его - я волновалась об этом раньше, и без сомнения, еще буду переживать впоследствии.
Однако хорошие новости продолжали приходить - уровень АФП Пола упал до 237, это было почти в десять раз меньше по сравнению с начальными показателями. "РАЗУМ ГЛАВЕНСТВУЕТ НАД МАТЕРИЕЙ!" - написала я на расписании. Даз оставался у нас до самого августа, а потом уехал домой в Лестер к сыну. Он очень помог нам в тот период - без него Пол вполне мог бы сойти с ума.