Понятия не имею, где сейчас мать Игнатова. Да и вряд ли в таком огромном доме я смогла бы её найти.
– Всё, можно ехать, – внезапно Тимур Алексеевич возникает рядом.
Он не стал менять одежду, остался в спортивных штанах и футболке, но надел кроссовки и толстовку. Сейчас он выглядит не как крутой бизнесмен, а как человек, который собрался, например, на пробежку. И этот внешний вид намного больше располагает к себе.
Улыбнувшись, следую за ним. Он замечает мою улыбку и даже пару раз оборачивается, бросая на меня внимательные взгляды. На его лице читается недоумение. От этого я улыбаюсь ещё шире.
– Что-то не так? – спрашивает мужчина с явным недовольством.
– Нет, всё в порядке.
Я плотно сжимаю губы, чтобы больше не улыбаться и не выводить из себя этого зануду.
Мы покидаем дом совсем не через ту дверь, в которую я входила. Игнатов приводит меня в большой гараж, примыкающий к дому, и я сразу замечаю уже знакомый джип. Он всё ещё немного покорёжен после утреннего дтп.
Когда проходим мимо джипа, мужчина кривит губы, явно вспоминая сегодняшний инцидент.
– Садитесь, Амина, – Игнатов распахивает для меня пассажирскую дверь совсем другой машины, определённо спортивной.
По пути я смогла насчитать как минимум четыре транспортных средства, находящихся сейчас в гараже. У Игнатова даже мотоцикл имеется.
Опускаюсь в кресло и пристёгиваюсь. Поставив сумку на колени, достаю договор, который мы подписали с его матерью.
– Решили всё-таки изучить его? – поддевает меня мужчина, устраиваясь за рулём и заводя мотор.
– Просто хочу перечитать, – бросаю, не глядя на него.
Вчитываюсь в строчки договора, и мне становится дурно. Здесь столько ограничений... Словно у кого-то паранойя!
В ближайший месяц я буду совершенно оторвана от внешнего мира – это точно. В пункте пятнадцать сказано, что мне нельзя покидать этот дом. А в следующем пункте – что принимать своих гостей в доме мне тоже нельзя. А также – никакой видеосъёмки, фотографий... Мне запрещено кричать и переходить на повышенные тона. Нельзя откровенно одеваться – мой внешний вид должен быть однозначно благопристойным.
Непослушная прядка сползает на лицо, и я откидываю её назад привычным жестом.
– Надо бы внести ещё пункт о Ваших волосах, – голос Игнатова неожиданно звучит у самого виска.
Я медленно поворачиваю голову в его сторону. Чтобы дать ему возможность отстраниться. Но мужчина и не думает этого делать. Якобы заглядывая в документ, он зависает непозволительно близко от меня.
– Что не так с моими волосами?
Глаза цвета грозовой тучи скользят по моему лицу.
– Они длинные, их необходимо закалывать... Ну или что там делают девушки, чтобы убрать их. А ещё духи...
– Духи? – я удивлённо вскидываю брови.
– Да, рядом с ребёнком не стоит ими пользоваться.
Вообще-то, именно сегодня я не пользовалась духами. Утром в спешке выбежала из дома, а потом ещё эта кошка...
Игнатову, видимо, просто хочется меня достать.
Я дарю ему самую искреннюю улыбку и без запинки отвечаю:
– Так пахнет мой шампунь.
Выдерживаю его недоверчивый взгляд, который, к слову, всего в десяти сантиметрах от моего лица.
– Ясно. Шампунь, – выдыхает Тимур Алексеевич и резко отстраняется.
Я вижу, как желваки играют на его скулах, пока мужчина нажимает на какой-то пульт, и ворота в гараже начинают подниматься. Машина трогается. Мы проезжаем метров сто прямо к воротам, которые отползают в сторону после нажатия ещё на одну кнопку на маленьком пульте.
Когда выезжаем на улицу, диктую новому боссу свой адрес, и он вбивает его в навигатор.
Вновь вчитываюсь в документ. В пункте двадцать три меня неприятно цепляет слово «журналисты».
– Эмм... Я тут немного не понимаю, – мой голос начинает непроизвольно дрожать.
– Что именно?
Игнатов бегло смотрит на бумагу в то место, где завис мой палец.
– Там всё предельно ясно, Амина. В дом никому заходить нельзя. Если по Вашей вине к нам каким-то образом попадут журналисты, блогеры и прочие идиоты, Вы останетесь без гонорара. Да ещё и со штрафом.
Да, размер штрафа тут тоже указан. От этой суммы хочется присвистнуть. Я за два года столько не заработаю!
– Вы так говорите, как будто журналисты – это злостные преступники, – немного обиженно бросаю я и тут же спохватываюсь: – Да и что они забыли в Вашем доме?