Иван отвечал, даже не вдумываясь, и только не отрываясь смотрел на Наталью. Та в ответ сверлила его испуганным, полным ненависти взглядом. Она дождалась, пока Иван уберет телефон в карман.
— У меня дети, — низким голосом сказала она.
— А у меня нет, — ответил Иван. Это казалось ему исчерпывающим ответом.
Наталья посмотрела в сторону. Иван проследил за ее взглядом.
— Маринка...
Она лежала, свесившись с бортика, без сознания.
— Помогите мне. Быстро!
Наталья неуверенно поднялась. Иван подхватил Марину из бассейна, мокрую, грязную, в кровяных сгустках и каловых массах, взвалил на плечо.
— Дверь открой!
Наталья почему-то послушалась, но, когда Иван прошел — пробежал в комнату, — осталась на кухне. Ему было уже все равно. Он положил Марину на кровать, весь трясясь не то от страха, не то от холода, исходившего от нее, в ужасе потрогал руки, лицо. Грудь Марины тихо поднималась, по кровати расползалось красное пятно.
За спиной Ивана щелкнул замок.
— Стой!
Он вылетел за ней на лестницу как был — мокрый, в крови, встрепанный. Убежать Наталья не успела: Иван был моложе, сильнее, а злость придавала ему больше сил, чем ей — испуг. Иван дернул ее за руку, швырнул, ударив о стену. Наталья не закричала, только попыталась достать его в ответ ногой, промахнулась, изготовилась для нового удара.
Рассудок кричал Ивану, что ее надо бросить, что все равно ее легко разыщет полиция, что главное сейчас уже не Наталья и даже не погибший малыш, а Марина, истекающая в эту минуту кровью, но Иван рассвирепел. Он никогда не занимался спортом, даже толком никогда не дрался — если только в школе, беззлобно и не всерьез, но сейчас уверенно нанес два удара, подсмотренных, наверно, в каком-то кино — под дых и в лицо. Под его рукой что-то хрустнуло, Наталья закричала в голос, шарахнулась в сторону, на кафель закапала кровь.
«Сейчас выйдут соседи», — равнодушно подумал Иван. Но вместо этого схватил Наталью за рукав и поволок в квартиру.
Она неожиданно сильно дернулась и все-таки вырвалась. Иван этого не ожидал, рукав остался в его руке, а Наталья бросилась к лифту. Вечно тормозящему, с зеркалами — зачем там вообще зеркала — лифту.
«Пусть идет», — решил Иван. Наталья заколотила рукой по кнопке вызова, Иван сполз по стене, чувствуя, как он устал. Глаза адски щипало, но слез не было, не было никаких ощущений, эмоций, желаний, кроме желания согреться и уснуть, — ничего не было: ни звуков, ни злости, ни соседей...
Двери лифта неспешно распахнулись, но Наталья не стала заходить. Как сквозь туман Иван видел, что она пятится, а из лифта, заставляя ее отходить, выходят двое полицейских, Игорек и соседка из квартиры справа.
Иван заплакал и закрыл глаза.
Глава седьмая
— Он был совершенно здоров.
Иван смотрел на усталого доктора — совсем еще молодого, с ясными, понимающими глазами, и ему казалось, что этот доктор — какой-нибудь мудрый и добрый волшебник из сказки, Гэндальф или Дамблдор, только сильно помолодевший.
Из детской сказки, которую он никогда не прочитает своему сыну.
— Что это такое? — спросил Иван. Сейчас он уже мог разговаривать хотя бы с доктором. Еще день назад он ничего не мог сказать ни матери Марины, ни ее отцу, ни ее сестре. — Гипоксия?
— Нехватка кислорода. Он задохнулся, пока шел по родовым путям.
Доктор был краток, старался быть деликатным, но Иван не ждал от него деликатности. Ему нужна была сейчас только правда.
— То есть... — он вздохнул и стал смотреть в окно. Там, по аллейке, шла молодая женщина с яркой красной коляской — в цвет позднего сентября.
Иван отвернулся.
— Дискоординированная родовая деятельность, как в случае с вашей женой, привела к преждевременной отслойке плаценты. Плод… ребенок погиб практически мгновенно, потому что кровообращение между маткой и плацентой нарушилось... Я понятно говорю?
Иван поднял взгляд на доктора, снова уставился в стену.