Марина, ухмыляясь, демонстративно гладит кулачок:
— Я и повторить могу! Он, хоть и невысокий, но меня всё-таки вот на столько выше.
— Марин…
— Чего?
— А не боишься, что саму как-нибудь… поколотят?
— На войне, как на войне!
— Вот именно. Даже у войны есть законы. Только, они не всегда соблюдаются. Кстати, в детстве и я бы тебя, пожалуй, ведьмой назвал.
— Хм. А за что?
— Только притворяться не надо, будто не знаешь.
— А я и не притворяюсь.
— Знаешь, я окончательно поверил в легенду о зелёноглазости первых Дин только когда увидел, что у тебя глаза — зелёные. Раньше думал, что это ещё один миф про Еггтов, да и у мамы твоей глаза карие.
— А я вот всё такое воплощение мифов живое.
— Марин…
— Чего опять?
— Хотя я в детстве с девочками не дрался, для тебя бы, пожалуй, сделал исключение.
— Меня не так-то легко поколотить. И я одного такого мишку, как раз с тебя в детстве размером, уже побила.
— Я в курсе. В «Кошачьей», знаешь ли, тоже дети моих сослуживцев учатся. Ты там знаменитость. В первую очередь, из-за драчливости.
— Ещё не хватало любовные записочки от них получать. — неожиданно угрюмо отвечает Марина.
— Какая же ты ещё маленькая, в сущности.
— Ты насчёт записочек Соньку поспрашивай — если в хорошем настроении будет — покажет, у неё добра этого — два мешка, если не врёт, как обычно.
— А ты ей просто завидуешь!
— Ничего подобного! Глупости какие!
— Завидуешь, завидуешь, иначе я совсем девчонок не знаю!
Марина в ответ только гримаску корчит.
— С мирренами и наследием Погибшего Материка история вообще довольно странная: сама знаешь, следы пребывания его жителей обнаружены по всему побережью Океана Мёртвых. Это у нас в Приморье высадилось несколько настоящих армий и многие сотни тысяч уцелевших. В Приморье народ обрел новый дом. Но корабли приставали и в других местах побережья. В тот период все приморские народы испытывали на себе влияние грэдской культуры. Грэдские украшения, грэдская керамика проникали в самые отдаленные области материка. На побережье почти все государства даже монеты чеканили по грэдским образцам и даже с грэдскими надписями. Грэдский язык объединял всё побережье, он был известен всем купцам и морякам. Его знали все жрецы и ученые. Да и во многих портах, где смешивались многие народы, практически все знали так называемый «портовый грэдский».
— Так моряки и сейчас почти все испорченным грэдским владеют.
— Это уже другая история, ко временам Погибшего Материка практически не имеющая отношения, и связанная, в основном, с борьбой за колонии накануне той войны.
Во времена катастрофы часть кораблей ушла к побережью полуострова Миррен-И.
Марина хихикнула.
— Что смеёшься?
— Это сейчас он Миррен-И, а тогда он как-то по-другому назывался. Мирренов тогда на побережья не было, они тогда на своем родном плоскогорье сидели, и коз пасли. Пишут, что даже человеческие жертвы своим глупым богам приносили. У них же даже алфавит от страрогрэдского заимствован.
Сордар усмехается.
— Алфавит у них и в самом деле заимствован, только приспособлен к уже сложившейся системе письма. Миррены в то время вовсе не были неразвитым полукочевым народом, как любят писать некоторые наши, не слишком честные историки. Да и в Приморье высаживались не «озверевшие банды морально разложившихся солдат», как любят писать о временах Высадки не слишком честные мирренские историки.
Хотя сейчас речь не о временах высадки, а о том, что случилось значительно позже.
Аристократия на побережье Миррен-И уже ко временам катастрофы говорила почти исключительно по-грэдски. Мало что изменилось, когда побережье завоевали миррены. Они точно так же оказались очарованы грэдской культурой. Точно так же учили своих детей «Высокому грэдскому», давали им грэдские имена, восторгались грэдской литературой. Но они не забывали свой язык, свою религию. Хотя, даже ставя памятники своим правителям и героям, почти всегда изображали, подражая образцам скульптуры с Погибшего Материка.
Особого значения этому не придавалось. Потомки выходцев с Погибшего Материка давным-давно растворились среди жителей побережья. «Портовый» грэдский умер.
Ученые собирали древние рукописи, писали трактаты, причём даже богословские, по-старогрэдски. «Высокий» грэдский постепенно стал языком науки. Основой мирренского законодательства стали кодексы Императоров Погибшего Материка.