Внутри гадко зацарапало. И защемило. И заболело. Но все это смысла обжигающая волна злости.
— Просто замечательно. Вот, недавно вступила в должность руководителя отдела, а еще замуж скоро выхожу, — выпалила очень стараясь, чтоб улыбка не стала похожа на оскал.
И пожалела! Замуж? Серьезно? Зачем это сказала? Зачем солгала? Словно бы ему не плевать…
— Вот как? Поздравляю, — бросил он, как-то недобро прищурившись.
Или это мне просто показалось. Выдала желаемое за действительное, так сказать.
— И когда свадьба? Ну, тебе же явно понадобится несколько выходных, — отрывисто добавил мужчина.
— Мы еще не выбрали дату, — сказала я как можно беззаботнее. — А у тебя как дела?
— Расширяюсь, как видишь.
И все. Больше ничего не добавил. Застыл напротив, как греческая статуя, если б та умела играть желваками на скулах.
— Вижу. Ну, хорошего тебе дня, Богдан, — широко улыбнулась я и проплыла мимо него ко входу в бизнес-центр.
Сердце отбивало чечетку, во рту пересохло от нервов. Когда нажимала на кнопку лифта, пальцы подрагивали. Ну что за бред, а? Зачем было ему врать про эту свадьбу? Вот же глупо буду выглядеть, когда ее так и не случиться…
Стало так жалко себя. Прямо до слез, грозящих переместить остатки туши с ресниц на щеки.
Хорошо, что приехал лифт. Плохо, что Тарнавский зашел за мной следом. Нажал кнопку нужного этажа, прислонился спиной к стене. В нескольких сантиметрах от меня. Так, что я теперь вынуждена нюхать его туалетную воду. Естественно, дорогущую. Естественно безумно вкусную и подходящую ему. В это он весь. Тарнавский. Безупречный во всем. Как та самая греческая статуя. И как она же бесчувственный.
Лифт маленький. Если стать боком, то расстояние между нами увеличиться, но придется пялиться на упрямый подбородок, покрытый аккуратной щетиной. Точнее, на краешек расстегнутого воротника противно белой рубашки. Потому, что сегодня я без каблуков, а значит на уровне глаз именно он. Тарнавский высокий, как и положено греческой статуе. Мои сто семьдесят сантиметров ему едва ли до подбородка доходят.
Именно поэтому я так и стояла почти касаясь его плеча своим. И смотрела перед собой, мысленно отсчитывая секунды до того, как мы доберемся до долбанного одиннадцатого этажа, на котором располагался офис “Джиникса”.
Что ж так душно-то, а?
Взгляд случайно упал на его руки. Длинные пальцы с ухоженными ногтями, крупные ладони. На безымянном пальце правой руки нет кольца. А я все думала, что это зацепило мое внимание вчера. Кольца нет. Следа от него тоже.
— Алена, ты тут останешься?
Вздрогнув, я повернула к нему голову. Лифт приехал. Двери открылись. Тарнавский стоял одной ногой в лифте, а другой — на этаже и смотрел на меня. Выжидательно так. И насмешливо прищуренными льдисто-голубыми глазами.
Я почувствовала, как медленно краснею. Вот прям от кончиков пальцев нещадно стиснутых узким носом босоножек без каблука до вспотевшей в душном поезде метро русой макушки.
— Задумалась, — буркнула себе под нос и сделала шаг к выходу.
Лифт у нас дурацкий. Потому, что кабина останавливается так, что образовывает небольшой порожек перед этажом. Я о нем помнила. И давно уже не спотыкалась. Даже на каблуках. Но не сегодня…
Зацепившись острым носком босоножка, я потеряла равновесее и комично полетела головой вперед. Намытая серая плитка рванулась к моему лицу, но встретиться им не дали подхватившие меня сильные руки. Они сомкнулись поперек моего корпуса и не просто удержали, а еще и притянули к широкой и твердой мужской груди. И горячей. И от этого стало жарко. Но не противно жарко, как было в метрополитене и на улице, а иначе…
Совсем, как тогда.
— Вижу, ты под ноги так и не научилась смотреть, — насмешливо бросил Тарновский практически касаясь губами моего уха. И обжигая дыханием.
Тоже вспомнил…
Кожа покрылась мурашками, дыхание сбилось. Но заметив любопытные взгляды коллег, устремленные на нас, я сразу же позабыла и о глупых реакциях на близость этого наглого и самоуверенного мерзавца.
— Спасибо, что поддержал… Поддержали, Богдан Сергеевич, — вскинув голову, я повела плечами и он убрал руки. — Хорошего вам дня.
— Он уже хороший, Алена, — донеслось вслед. — Как и вчерашний. Я скучал по тебе.
Что-о-о? Не знаю как, но я сумела не обернуться, не замедлиться, а продолжить идти так, словно ничего не услышала. Ну или словно мне плевать на его слова. Что значит “словно”? Мне действительно плевать. По крайней мере, в том плане, который предполагает бабочки в животе, воспоминания, “еканье”, ностальгию по тому, как у нас все было хорошо и прочие глупости.