— Мы, Инк, сразу укатим отсюда! Сожжем, так сказать, мосты к сумеркам прошлого и настоящего. Обменим квартиру и…
Инка верила: он так и поступит, стоит ей лишь пожелать этого. Но Инка любила мечтать и видеть будущее необычайно солнечным, с разноцветной радугой над далью, как в летний день после короткой грозы. А будущее с Игорем представлялось ей теми же сумерками, когда все серо, тускло и расплывчато. Яркой в нем могла быть, наверное, только Игорева коллекция бутылочных наклеек.
Инка приблизила к Игорю лицо — он услышал ее дыхание. Сдерживая волнение, ждал ответа.
— Знаешь, я тебе двадцатого отдам долг. Ты можешь подождать?
Хуже пощечины!
Игорь молча крутнулся на каблуках и, сутулясь, косолапя, пошагал прочь.
Было почти совсем темно, а хозяйка все еще копалась в своем крохотном дворике: оправляла цветочные грядки, поливала их из лейки, что-то ворчала под нос. Тут остро, свежо пахло взрыхленной землей, горечью набухающих почек на кусте сирени.
Инка протянула бабке деньги. Та неторопливо вытерла о фартук руки, выпачканные землей, столь же неспешно полистала трешницы и рублевки.
— Айда в избу, здесь ни шиша не видно.
В избе она включила свет и пересчитала деньги. Хватко глянула на Инку:
— Может, у тебя у самой дыра в горсти? Так я погожу, а?
«То напоминание о сроке платежа, то вдруг великодушничает. Ох, эти ханжи-богомолки!» Инка отказалась: обойдусь, мол.
— Ну, коль ладно. К пасхе да к Первомаю разговеемся: куплю яичек, муки, куличей напекем. Куличи у меня знатные выпекаются, духовка вот как тесто поднимает — чудо просто… Фу, а табачищем от этих денег несет! Чисто их в кисете носили. А еще сказывают: деньги, дескать, не пахнут. Дедушка у меня сроду не курил, а как зайдет к нему какой дымокур — я после него сразу окна-двери настежь…
Инка вышла в сенцы, разожгла там керогаз и поставила на него таз с водой. Надо было выстирать рабочий халат. Белла Ивановна не допускала, чтобы на халатах ее продавцов даже пятнышко было. То ли она сама читала Чехова, то ли от кого слышала, но любила повторять, перефразируя писателя: «В продавце должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли…»
ГЛАВА VII
Инка еще раз пересчитала ящики с водкой и снова заглянула в накладную.
— Вы мне два ящика лишних сгрузили, — сказала она экспедитору.
В усмешке тот ощерил рот с дыркой вместо двух передних зубов:
— Совершенно точно! Два ящика. За них рекомендовано… наличными. Не в службу, а в дружбу.
— Ка-ак?
— Наличными, мадам.
Экспедитор, прислонившись плечом к переборке склада, смотрел на Инну охальными откровенными глазами. Да и стоял он самоуверенно, даже развязно: руки в карманах брюк, нога откинута, в уголке рта — папироса.
— Значит, вы их украли? — Инка облизнула высохшие губы.
— Зачем же так громко, мадам?! Об этом — ни единая живая душа… — Притянул к себе за локоть, жестко зашептал: — Что ты, дура, ломаешься? Другая бы спасибо сказала, в ножки поклонилась… С каждого ящика — лично тебе червонец, без подоходного. Улавливаешь? Ну и… А сболтнешь где — смотри!.. Ну так как?..
Инка медлила. «Я понимаю тех, кто действует масштабно…» Да, Белла Ивановна, теперь и она, Инка, понимала их. Два ящика, только два ящика — и этот экспедитор положит в карман почти сто рублей чистыми, без подоходного, как он говорит. За такую сумму она должна работать около двух месяцев… Риск, но риск масштабный! Экспедитор, конечно, не в одиночку действует… Возьми она эти ящики — сегодня же можно долг отдать… «Другая бы спасибо сказала, в ножки поклонилась…»
А щербатый экспедитор ждал, ждал со снисходительным терпением, словно он уважал и страх ее и неопытность.
Во взмокревшем кулаке Инка сжала хрустнувшие накладные.
— А что, если я позвоню сейчас в ОБХСС? И покажу и эти накладные и эти ящики? И расскажу о вашем предложении?
Она предполагала, что экспедитор испугается, всполошится, начнет уговаривать ее помолчать. Вообще она ожидала от него всего, только не превосходного, даже подчеркнутого спокойствия.
— Ох и дура вы, мадам! — добродушно хмыкнул он. — Скажу, мол, произошла ошибочка, мол, как человек честный, я не согласился с продавщицей присвоить денежки за эти ящики, вот она и наговаривает. Улавливаешь?
От кого Инка еще слышала это своеобразное «улавливаешь?» А он, пожалуй, прав: доказать его виновность почти невозможно. И поэтому он так нагл и спокоен.