— Посмотрим!
— Что ты сказала, Инна?
— Говорю, весь он здесь.
Она отошла от окна, и розоватость тонкого фарфора потухла на ее лице.
— Что он пишет?
— А, не стоит… Пойдем на улицу, у меня что-то голова сегодня… болит…
Бабка еще раз наказала Николаю, чтобы приходил на куличи, и они вышли. На улице было солнечно, тепло. Влажный ветер сразу же растрепал Инкины неповязанные короткие волосы.
— Хозяйка у тебя, кажется, ничего…
— Лучше Марии.
Николай понял, что о приглашении к себе на праздник нечего и заговаривать. Он покопался в часовом карманчике брюк, вытащил много раз сложенную десятирублевую ассигнацию.
— Возьми. На праздник. Не густо ведь живешь.
Инка посмотрела на деньги, на Николая, покачала головой:
— Не надо, Коля. У тебя тоже семья, дети. Не надо, братишка.
Они остановились напротив гостиницы. Николай неловко обнял Инку, ткнулся губами в ее холодную щеку и заторопился к автобусной остановке. Пожалуй, он рад был, что расстался с сестрой. Как-то получалось, что Инке приходилось трудно, а он ничем не мог помочь ей. Уж как он выкраивал эту десятку, а Инка от нее отказалась, словно раз и навсегда решила освободиться от материальной зависимости. Впрочем, не сам ли он и виноват в этом?! Ведь к нему она пришла тогда, в марте, к нему, а как они ее встретили?..
Николай сел в автобусе возле окна. Инка стояла на том же месте. Заметив, что он смотрит на нее, она улыбнулась и подняла руку с косынкой. И Николай горделиво оглянулся на пассажиров, словно хотел сказать: «Видите вот ту красивую девушку? Это моя сестра!»
А Инка проводила взглядом автобус и снова почувствовала себя одинокой и чужой в этом городе. Не ей махали алые флаги на домах, не ее звали лозунги и плакаты… Она здесь — чужая. И, как всякому приезжему, самой близкой ей почему-то показалась гостиница. Может быть, потому, что она приютила Инку в трудный час? Вон из того окна на четвертом этаже Инка смотрела тогда на этот город и твердила себе, что он чужой ей, чужой…
За два месяца город не стал ближе, роднее. Слишком не так все складывалось, слишком наоборот получалось… Вот и праздник у нее испорчен. После смены вызвала ее Белла Ивановна и сказала, что она, Инна Кудрявцева, как старший продавец несет полную ответственность за срыв апрельского плана. Инка ответила, что на кильке да на леденцах плана не вывезти, что для этого нужно что-то и другое, водка, например, а ей за последнюю десятидневку ни одного ящика водки не завезли. Белла Ивановна возмутилась: как так не завезли, почему не завезли? Инка объяснила, как и почему. Лишь о предложении экспедитора умолчала.
Белла Ивановна долго смотрела на Инку черными опечаленными глазами.
— Я обожаю твою принципиальность, товарищ Кудрявцева, — заговорила она наконец, — но зачем тебе было на этого проклятого экспедитора шуметь? Зачем он тебе сдался, Кудрявцева? А теперь двадцать третий плана не выполнит, теперь двадцать третий в трубу… Позор перед международным праздником трудящихся…
У Беллы Ивановны даже слезы выступили. Инка согласилась с тем, что допустила оплошность, что сразу же не сказала о скандальном экспедиторе ей, Белле Ивановне. А сама подумала: «Надо было принять ящики и тут же позвонить в органы…» Но сейчас же вспомнила, что экспедитор лишь посмеялся над ее угрозой. Тогда что делать? Помогать мошенникам?..
Над головой свернулся и сочно хлопнул на ветру флаг.
Переходя улицу, Инка ощутила на себе чей-то пристальный долгий взгляд. Она осмотрелась — никто не обращал на нее внимания, одни торопились с работы, другие с кошелками и сумками бежали в магазины или на рынок. Обычная предпраздничная суета. И неожиданно увидела: у открытого окна первого этажа гостиницы стоял Алексей в белой с расстегнутым воротом рубашке. Вероятно, он уже давно наблюдал за ней. Вероятно, видел, как Николай чмокнул ее в щеку, как она махала ему косынкой. То-то теперь голову ломает, думает всякое!
Инка отвернулась и быстро пошла дальше.
Странно, почему он в гостинице? К товарищу зашел? У нее в магазине ни разу не был после того… И не больно нужен! Наверное, все они, как дешевые леденцы — сладкие, липнут, а цена — копейка.
Сзади коснулись ее локтя.
— Здравствуйте, Инна!
Она вздрогнула и от неожиданности и от знакомого, очень знакомого голоса. Алексей!
— С праздником вас, Инна!
— Христос воскрес, — ответила она. — У вас все? Может, похристосуемся?
— Нельзя же вечно злиться на старших! Хотя бы ради Первомая… Мне всегда приятно видеть вас…
— К сожалению, вы не спрашиваете, приятна ли мне ваша навязчивость. Вас интересует, кто со мной был сейчас? Вы мне сцену ревности устроите?