Подбородок ее лежал на круглых коленках, а сощуренные глаза завороженно устремились на правобережную сторону Урала. Алексей тоже посмотрел туда. Что ее привлекло там? Высокий глинистый яр, изрытый черными норками ласточек-береговушек? Яр будто выстреливал из этих норок птицами, которые потом с верещанием носились над водой. Или вон та зеленая ветла на самом краю обрыва? Она склонилась и раскачивалась, как скрипач.
— Знаешь, Алексей, о чем я сейчас думаю? Думаю, что мотает меня, качает, как вон ту ветлу… А за что, за какие такие грехи — не пойму. С малолетства мечтала строить жизнь красивую, интересную… В школе я много читала, особенно о женщинах, таких, ну, необыкновенных, что ли… Жанна д’Арк, жены декабристов, Вера Засулич, Лариса Рейснер, Крупская, Космодемьянская… А жизнь мотает и мотает меня, как ту ветлу несчастную, а все на одном месте, все на одном берегу… Пройдет еще весна и еще весна. Урал подмоет берег, и он обвалится вместе с той ветлой, и никто, возможно, и не вспомнит, что на крутояре когда-то ветла колыхалась… Так и я, так и обо мне… Каждый день одно и то же: подайте то, заверните другое… Как сделать жизнь настоящую?.. Промахнулась я, когда вышла за Гришку, на всю жизнь отметина. Была одна-одинешенька, а теперь — двое нас с дочей… Посмотришь, большинство живет от получки до получки, радуется ей, сердечной, а потом опять ждет ее… И в этом цель жизни? Песня-то есть какая: «Пока я ходить умею, пока глядеть я умею, пока я дышать умею, я буду идти вперед…» А куда это, вперед-то? Ладно, соберу я свои монатки и подамся в Сибирь… Да мне же на первом разъезде красный зажгут: куда ты со своей куклой!.. Да и не то все это, Алексей, не то, честное слово… В общем, я никак себя не пойму. Не пойму, чего мне надо. Только вот так, как теперь, жить не хочется…
Алексей не перебивал. Он догадывался, что такое горькое откровение прорвалось у Инки, возможно, первый раз в жизни. Да и что он мог ей сказать, чем утешить? Он мог бы сказать, что к цели нужно стремиться не только в мечтах, но и огромным, порой каторжным, трудом, как, например, сам он. В свои двадцать семь лет он имел уже два авторских свидетельства на изобретения, в настоящее время его установка проходит испытания на здешнем заводе, что он без пяти минут кандидат технических наук… Все это он мог ей сказать, и она восприняла бы его слова правильно, и они, возможно, приподняли бы ее дух, окрылили, если б только у нее была какая-то ясная цель, которую видно, но до которой еще шагать да шагать. А ведь цели-то нет! Есть лишь мечты о чем-то высоком, почерпнутые из книг. На мечтах замок не построишь.
Все это можно хорошо изложить, красиво, да не надо забывать и о том, что его, Алексея, жизнь складывалась благополучнее, ровнее: десятилетка, училище имени Баумана, научная работа, постоянное внимание и забота родителей… А у Инки ведь по-другому: сиротское детство, неудачное замужество. И тут перед ее цепкостью, жизнелюбием — впору шапку снять. И годился ли он после всего этого в советчики? Имел ли право поучать, давать рецепты?
Однако знал, что и отмолчаться ему все равно не удастся, все равно нужно будет отвечать, даже, может быть, советовать. А это не фонариком в темноте посветить и сказать: вот ваш дом, вот ваша цель.
— А об Инессе Арманд ты знаешь?
— Это которой Ленин письма писал? Слышала, но толком ничего…
— У нее и дети были и муж, а она все-таки оставила их, любила, но оставила… Ради служения революции. И любила, наверное, ничуть не меньше, чем ты Леночку…
— Ты советуешь мне оставить кому-то Леночку?!
— Ничуть. Леночка не помеха, если есть цель. Если есть цель, то никакие помехи не страшны. У Ларисы Рейснер, у Инессы Арманд, у Надежды Крупской была величайшая цель, которая не давала им сломиться. А у тебя цели нет. И это главное. Даже, ну вот возьмем твою теперешнюю работу. Разве нельзя ею наполнить жизнь, сделать увлекательной?.. Ты говоришь, что твоя директорша денно и нощно печется о том, чтобы ее магазин был лучшим в городе.
— Только этим и живет.
— Значит, у нее есть цель, четкая, железная…
— Но ведь и наш филиал считается одним из лучших! И мы с напарницей стараемся… Нет, Алеша, ничего ты мне путного не посоветуешь, я это знаю. В таком деле советчики всегда ошибаются, потому что советчик не носит этого и вот здесь, в сердце, и вот тут, в голове. А я ношу, и оттого я всегда мучаюсь, и оттого злая всегда… Мне ж и мой чертов Гришка до свадьбы все мозги забил своими красивыми мечтами о том, как он станет учиться да как он сделает революцию в животноводстве, потому что он, слышь, вырос в деревне, потому что он знает, на какую ногу и почему это животноводство хромает… Я-то, дуреха, и развесила уши, обрадовалась: вот, думаю себе, с кем будет интересно шагать в ногу!.. Я этих проклятых болтунов нигде терпеть не могу с той поры: ни под луной на скамеечке — ухо в ухо, ни на трибуне, ни в газете. Конечно, ты можешь возразить: нет неинтересной, скучной работы, есть скучные, неинтересные люди. Может быть, и так. Но мне кажется, что все это намного сложнее…