Расстались, не попрощавшись. Уже от ворот Инка оглянулась: понурый, жалкий Григорий так и стоял в зыбком неверном свете фонаря и все шарил, похлопывал по карманам, забыв, что папиросы у него давно кончились.
ГЛАВА XV
Экспедитор снял кепку и вытер ею влажную парящую лысину. От лысины по потолку склада скользнул тусклый солнечный зайчик.
У Инки в чуть приметной усмешке шевельнулись губы:
— Вроде бы и нежарко.
— Верно сказываешь, нежарко, — согласился он и вдруг признался: — Никак, смотри, не могу привыкнуть! Покудова везу эти проклятые ящики, душа где-то возле кобчика колотится… Ты возьми-ка, возьми эту десяточку, твоя она, трудовая, кровная, так сказать… Вот теперь я спокоен, душа на середку стала…
Видя в Инке соучастницу, он больше не куражился, не старался говорить на неприятном интеллигентно-блатном жаргоне. Сейчас он мог показаться обыкновенным щербатым мужичонкой, которому свойственны житейские и радости и страхи. Инке трудно было даже представить, глядя на него, что дядя Егор — жулик ловкий, смелый, способный вместе с башмаками слопать ближнего. И к сердцу, словно после наркоза, подступал тошнотный холодок: как быть дальше? Получалось, что этот тщедушный мужичонка с малиновой нашлепкой лысины брал ее в свои костлявые и ледяные, как у мертвеца, руки. Попробуй из них вырваться!
Возвращаясь после работы домой, Инка все не могла освободиться от ощущения страха. Ей чудилось, что за ней кто-то следит, подсматривает, и она то и дело оглядывалась.
Перед вечером прошумел сочный летний ливень. Инка, отодвинув цветок, сидела у окна и видела, как в луже во дворе вспухали большие пузыри. Казалось, где-то под мутной поверхностью сидели маленькие человечки и через соломинку выдували эти пузыри наружу. А по телеграфным проводам скатывались крупные прозрачные капли. Будто кто-то бусы нанизывал.
Так вот и Инкины мысли нанизывались одна к одной, одна к одной. Думалось разное.
Что сейчас Алексей делает? Может быть, с другой в кино пошел? Вот дура недоверчивая! А может быть, он очень хитрый. Ему — что, он в командировке. Все они… Он так странно взглянул на нее, там, на Урале, когда она на какую-то его реплику с раздражением ответила: «Чтобы честно работать, надо бороться». А после молчания сказал: «Иначе и нельзя, Иннушка. Вот, смотри, — он бросил в воду веточку, — понесет ее и понесет, то ли в море выбросит, то ли где-то в заводи сгниет. А вот он, — Алексей поискал возле себя рукой и кинул камешек, — он будет лежать на дне, жизнь будет проходить мимо него, а ему — все равно. Так и зарастет илом и водорослями… Но погляди хотя бы на тех мальков. Не больше английской булавки, а борются, все время против течения держатся!.. Так и у людей. Только сильные и смелые живут настоящей жизнью…»
Потом засмеялся и прижал к себе: «Извини за политинформацию. Но это ведь так и происходит!..» — «А ты… борешься?» — «Еще как!» — воскликнул он с улыбкой и стал вдруг молчаливым, задумчивым. Она погладила его по руке: «Ты о чем?» Опять улыбнулся, вскочил на ноги и подал ей руку: «Искупаемся напоследок? Смотри, солнце заходит, а вода как красное вино. Искупаемся в нем и будем пьяные-пьяные!..»
«Только сильные и смелые живут настоящей жизнью…» Алеша-Алеша! Попала твоя Инка в такой переплет, что ой-ой. Если б ты слышал, каким шепотом сказал в прошлый раз дядюшка Егор: «Глядите, мадам, не вздумайте! Язычок вместе с головой…» А такие не любят шутить, они если теряют, то теряют все, и уж не пощадят какую-то малявку вроде Инки. И у нее уже двадцать рублей лежат в одном месте, из рук дяди Егора получены…
А тебя, Алеша, еще целых четыре дня не будет… Вот ненормальная, сроду что-нибудь да придумает на свою голову. Принципиальная! А сама каждый день мимо гостиницы проходит и только когда скажет себе: «Честное слово, я не посмотрю на его окно», — только тогда поворачивает голову совсем в другую сторону… Рассказать бы сейчас обо всем Алексею, он что-нибудь да посоветовал бы… А не лучше ли плюнуть на все и уехать к Григорию? Может, и он, и его родители другими стали? Другими? Такого не бывает… Алексей и Григорий. Двое. А между ними — третья, она. И Леночка… Почему жизнь так сложна?..
«Безвольных несет течением, равнодушные обрастают плесенью…» А какая она, Инка? И как у нее пойдет дальнейшая жизнь? У Алексея — серьезное это? Или так, для коллекции?..
Дождь на улице перестал, и отовсюду слышалась капель. Она стучала часто и громко, а Инке казалось, что это кровь так громко бьется в висках. Перестали нанизываться бусинки на провисших проводах, кое-где они еще мерцали, но были уже не прозрачные и на вид прохладные, а шафранные от света фонарей. Атласно блестела мокрая листва деревьев, отражая свет.