Теперь он должен был что-то отвечать Инке.
— Я ничего не знаю, Инна, — глухо начал он, не поднимая головы. — Но хочу посоветовать: уйди в другой магазин. Уйди! Так лучше будет.
— Для кого? — Не дождавшись ответа, с досадой добавила: — Да, ты, как всегда, очень любезен! А я-то рассчитывала… — Уже уходя, недобро пообещала: — Из двадцать третьего, лучшего в торге, я — никуда!..
В ночной тишине слышен был необыкновенно громкий стук ее каблуков. А через минуту вернулась. Остановилась над Игорем, все так же, ссутулившись, сидевшем в беседке. Заговорила, но уже иначе, было что-то умоляющее, даже заискивающее в ее быстром, горячем шепоте:
— Ты извини… Я запуталась, я думала, что ты, ну, с ними… Ты всегда был добрым, великодушным, ты мог, умел мечтать, но тебя обстоятельства… Не поверю, что и ты… Но хоть подскажи, помоги, я боюсь. Ну почему ты молчишь, Игорь? Игорь!
Он поднял всклокоченную голову. Молча уставился на Инку, словно она была по другую сторону тюремной решетки, на воле. Инка стояла в светлом проеме беседки, свет со столба освещал ее со спины, и выражения лица нельзя было увидеть в тени. Если бы Игорь не поднял головы, то, наверное, во всем признался бы. Но сейчас он вновь увидел ее великолепную фигурку, овал ее лица, услышал ее дыхание — рядом, совсем близко, — и в нем с новой силой взбурлила обида и неудовлетворенное самолюбие… Она никогда не принадлежала ему! Она могла чуть-чуть приласкать, сказать несколько теплых слов — просто потому, что он привычен, всегда рядом, как кошка в доме, как верный пес… И еще — он часто, очень часто стал нужен ей…
— Я ничего не знаю. Ничего! И больше не буди меня по ночам… А запуталась, влипла — так и расхлебывай, не вмешивай…
Круто повернулась — и снова до боли знакомым постук каблучков, только теперь быстрый, гневный. Игорь вскочил, поняв, что теперь-то Инка навсегда потеряна.
— Инна!..
Ушла.
Игорь на могиле отца плакал. И вот сейчас он почувствовал, что щеки его мокры. Жестоки люди, жестока жизнь…
А Инка, не укорачивая шага, быстро шла по улице. И еще быстрее, еще отчаяннее летели ее мысли. Куда теперь? К кому? И зачем? Там, на берегу, о великих женщинах говорила. Завидовала. А сама?!
Вот и новый постовой — телефонный автомат. Почему она сравнивала их сегодня с милиционерами?
Инка позвонила в справочное бюро, узнала два телефона. Оглянулась на пустынный перекресток, плотнее прикрыла дверь будки. По одному не отвечали. Кончились двухкопеечные монеты. Сунула в щель гривенник.
— Дежурный ОБХСС лейтенант Иванов слушает!
— Это звонит вам… — Сердце, наверное, не само билось, его колотили страх и надежда. Инка теряла голос. — Это один человек звонит… — И разозлилась на себя: конечно же — не два! Заговорила смелее, громче: — Завтра или послезавтра в филиал двадцать третьего магазина привезут лишние ящики водки, их сбывают… ну, налево. В общем, сверьте накладные с наличием. Понимаете?
— Понимаю. А кто со мной говорит?
— Знающий человек…
— Возможно, назовете фамилию?
— Когда-нибудь назову… Запомните? Завтра или послезавтра, в филиал двадцать третьего…
— Спасибо, спасибо!..
Инка пришла домой и уснула, едва коснувшись головой подушки. Растормошила ее уборщица из магазина.
— Ну и спать ты, милая! Вот спать! Айда-ка, вставай, на работу зовут…
Инка, сонная, сердитая, поднесла к глазам часы:
— Так только одиннадцать! Мне сегодня во вторую смену…
— Ревизия, милая моя, учет назначили… Вставай-ка, айда! Тебя уж с коих пор дожидаются…
ГЛАВА XVI
Белла Ивановна курила. В этот день она, похоже, особенно много курила. В пепельнице на ее столе выросла целая горка окурков с багряными следами от крашеных губ. Инка пыталась сосчитать окурки и все сбивалась. Наверное, потому, что Белла Ивановна решительным жестом стряхивала пепел на эту горку и начинала с фразы, которую Инка и Клава слышали сегодня сто раз:
— Кошмарный позор! Такое — в двадцать третьем, лучшем в торге!.. Вы не конфеты подмочили, вы авторитет и репутацию всего коллектива подмочили! Неужели вы не понимаете этого?!
Они понимали, еще как понимали! Клава комкала в руках мокрый платочек и мокро шмыгала носом. От накрашенных ресниц под ее глазами образовались разводы туши. А Инка не могла сосчитать окурки в пепельнице.
— Если вы не внесете завтра эти несчастные двести сорок рублей, то… Вы понимаете, о чем я говорю! Вам уже пора понять, о чем я могу говорить… А тебе, Кудрявцева, вообще нужно задуматься над своим поведением. Оно мне нравится не очень. Эти пикантные прогулки по Уралу…