Отпустила она их лишь в седьмом часу вечера. Точнее — выгнала! На улице было по-летнему жарко. Пахло разогретым асфальтом, выхлопными газами машин. И лишь арыки, наполненные медлительной водой, напоминали об Урале, о заречных прохладных лугах.
— Ну, ты как? — Клава по-детски, прерывисто вздохнула, посмотрела на Инку сырыми покрасневшими глазами.
— Пусть по суду удерживают из зарплаты… Вот только трудовую книжку замарают. Нигде не примут с такой записью…
— А я не знаю, что дома говорить… Володя не советовал мне, он мне так не советовал после декретного снова в магазин идти…
— Мне, конечно, легче: не перед кем ответ держать… До завтра?
— До завтра. Что я теперь Володе скажу?.. Мы с Володей говорили о тебе, ты правильно упрекала… Мы с Володей решили учиться. Я вечером в медучилище, а Володя заочно в техникуме.
Инка не понимала, при чем тут учеба, когда беда на голову свалилась. Но Клава, шмыгая носом и прижимая к нему платочек, развила свою мысль:
— Каждый день в газете объявления печатаются: требуются продавцы, требуются завмаги, требуются ученики продавцов… Думаешь, от хорошей жизни нас не хватает?.. Мы с Володей будем учиться… Только что я скажу Володе теперь? Он так не советовал в магазин идти…
Как же все это было?
Три дня назад их магазин внезапно закрыли на учет. Этого следовало ожидать, но ревизия все-таки была внезапной. А членами комиссии оказались та самая женщина-ревизор, которая жаловалась директору на Инку, и молодой мужчина с розовыми щеками и учтиво приподнятыми уголками губ. Инка и Клава были спокойны, они частенько сами проверяли себя. Все сходилось.
Инка и женщина делали вид, что никогда не встречали друг друга. Мужчина, наоборот, представлялся свойским парнем-рубахой. В складике, за ящиками, он даже попытался ущипнуть Инку, но получил в ответ хорошего тумака. После этого потускнел, у него пропал интерес к ревизии: скорее бы закончилась! А его коллега не торопилась, все проверяла и сверяла, обстоятельно, дотошно.
Продавщицы не заискивали, и все шло своим нормальным чередом.
А в самом конце женщина попросила отодвинуть в складе от стены ящики и вскрыть их. Ящики были с шоколадными конфетами, не пользовавшимися большим спросом. А над ящиками проходила труба водяного отопления, и зимой, когда начинали топить, она подтекала в стыке. Продавцы не заметили этого. Ящики промокли, конфеты раскисли и заплесневели…
Если б они заискивали, если б Инка не оттолкнула розовощекого… Даже если б она не нагрубила когда-то этой женщине — председателю теперешней комиссии…
Сожалеть было бесполезно — акта не перепишешь заново. А в нем: по вине продавщиц таких-то допущена порча такого-то количества конфет на сумму двести сорок рублей. Если б не все это, комиссия, глядишь, нашла бы другую причину, сумела бы списать. Так и предлагал сделать мужчина. А женщина заупрямилась: дескать, они не имеют права покрывать халатность, а о его поведении она поставит в известность администрацию торга. «Ох, уж эти мне дипломированные перестарки!» — выругался они добавил еще что-то, более крепкое, чего Инка с Клавой не расслышали. Они поняли: он намекал на то, что женщина лишь к пятидесяти с трудом одолела торговый техникум и вместе с дипломом получила в торге должность, о которой давно мечтала. Бывший счетовод стала невыносимо ревностным, «въедливым» ревизором. Правда, общего мнения не было: один утверждали что она «испортилась» после получения диплома и важной должности, другие в вину ставили то, что ее оставил муж… Во всяком случае, все продавцы горпищеторга ее недолюбливали и боялись.
Все это Инка перебирала в голове.
Уж оно как не повезет, так не повезет! Надо было быть более предусмотрительной… Впрочем, поздно сожалеть. И бесполезно — только себя растравлять. И откуда Белле известно о прогулке по Уралу? Возможно, Григорий заходил к ней? Ах да, Эдик!
Инка шла в скверик имени Фурманова. Там они условились встретиться — впервые после поездки на теплоходе. Хотя, конечно, не впервые: он несколько раз приходил к магазину и видел на дверях — «учет!»… А она! Каждый вечер по два-три раза звонила ему из автомата. Он поднимет трубку «Алло! Алло!..» А она нажмет на рычаг и улыбается от счастья, как дурочка: значит, дома, значит, никуда не ушел!..
А вчера дождался у магазина. Но она принципиально не смотрела на него: пусть знает ее! Ведь сказала — через неделю. Неделя истекает послезавтра. Наконец снизошла до улыбки:
— Завтра в восемь вечера. В том же месте…
— Что за карантин?
— Завтра в восемь!