Впереди целых полдня свободного времени. Инка сходила в детсад, проведала Леночку. Дочка заметно подросла, загорела и в компании сверстников, видно, не очень скучала по мамке. А Инка подумала, что, будь у нее возможность, никогда бы не отдала ее в детсад, сроду не рассталась даже на одни день. А Григорий намеревался вообще отнять ее! Плохо знал свою бывшую жену?..
Позвонила в гостиницу. Номер Алексея не отвечал. Наверное, Алексей на заводе… Алеша… Как все-таки много хороших людей на свете… А из ОБХСС так никто и не приходил. Не поверили? А кто ты, чтобы тебе верить?!
Телефон-автомат поглощал монеты, как прожорливый галчонок. Инка разыскивала лейтенанта Иванова, но не могла застать его там, где ей подсказывали. Казалось, он нарочно бегал из кабинета в кабинет, увиливая от разговора. Наконец круг замкнулся, Инка позвонила по тому номеру, с которого начинала. Лейтенант Иванов поднял трубку, и Инка сказала, что беспокоит все тот же человек, который несколько дней назад предупреждал насчет филиала двадцать третьего магазина.
— А вы не могли бы найти себе другое занятие, девушка? — с заметным раздражением ответил лейтенант. — Вы нас предупреждали, а в филиале шел учет… Не советую вам такими шуточками шутить!
Он положил трубку.
Инка побежала к соседнему киоску, разменяла двугривенный и опять набрала номер рассерженного оперативника. Сказала, что это опять она и что товарищ лейтенант обязан чутко относиться к сигналам трудящихся, а не глушить их инициативу.
— Знаете что, инициативная гражданка? — лейтенант, чувствовалось, улыбался. — Вы зайдите сюда, а? Второй этаж, комната двадцать семь…
— Я подумаю…
Инка тут же набрала номер Алексея. Нет, не отвечал Алексей. Попыталась представить, как бы происходил их разговор.
«Пойти или не пойти, Алеша?» — «Я бы пошел». — «Но ведь этот экспедитор!.. Он и его шатия сразу сообразят, что это я сообщила». — «Ну и что?» — «Отомстят». Алексей молчит, думает, его широкие брови шевелятся. С улыбкой поднимает на нее глаза: «Думаешь, убьют? На это у них пороху не хватит… А остальное… Остального не следует бояться, если не знаешь за собой грехов». — «У меня двадцать рублей…» — «Возьми их и отнеси лейтенанту». — «Все у тебя очень просто получается, Алеша!» — «Ты ищешь сложностей? Медлить нельзя, иначе они могут прикрыть лавочку». — «Я все-таки боюсь». — «Но ты же решилась позвонить?» — «Иванов не поверил». — «Что ж, тут рецепты трудно предлагать… Завтра экспедитор привезет два ящика, а потом — три, пять. Аппетит, как известно, приходит во время еды… — Ты не задумывалась, почему он именно тебя выбрал?» — «Нет». — «А причины, наверное, были». — «По-видимому, были»…
Представив в уме весь этот отрывистый сухой диалог, Инка вдруг попробовала со стороны посмотреть на себя. Что она представляет из себя для постороннего взгляда? Почему экспедитор так откровенно предложил сделку именно ей? И почему его нисколько, казалось, не испугали ее угрозы? Ну да, он же сказал: ты первая и попадешь за решетку. Он уверен, что она будет молчать. У него есть основания. Она побоится потерять работу, побоится и впрямь попасть в тюрьму и, таким образом, разлучиться с ребенком. Не на последнем счету, вероятно, и ее материальная стесненность. Плешивый мужичонка прежде взвесил все и оценил, а уж потом попытался вовлечь ее.
«Чем каждый день и час дрожать… Пойду! Второй этаж, комната двадцать семь…»
В прохладном длинном коридоре она с трудом нашла нужную дверь, толстую, как и у Беллы Ивановны, обшитую дерматином. Постучала. Ей ответили: «Войдите». И дверь открыл молоденький лейтенант с новенькими погонами и скрипящей портупеей через плечо. У него было юное румяное лицо.
— Я пришла…
— Вы… девушка-инкогнито? — Иванов, казалось, еще больше зарумянился, а Инка подумала, зачем таких стеснительных, как он, берут на серьезную работу. — Садитесь! Будьте как дома, пожалуйста.
— Как дома?
Иванов понял ее иронию:
— Простите! Вообще за все извините. Видите ли, меня иногда разыгрывают наши сотрудницы, вот я и вам не поверил. Так, я вас слушаю…
Инка смотрела на тонкую полоску его безукоризненно белого подворотничка, охватившего крепкую, но еще по-мальчишески округлую загорелую шею. Он хочет слушать, этот лейтенант. Он даже сделал серьезное внимательное лицо и скрестил руки на груди, под университетским ромбическим значком. Впрочем, значок, наверное, не университетский, какой-то другой, с красным кантом…