Захар попытался ткнуть пылающий факел чудовищу прямо в клюв. Оказалось, однако, что огонь не имел гипнотически-пугающего воздействия на здешнее зверье. Без особой почтительности к этому виду преобразования энергии, паук попытался ухватиться за горящий конец факела. Поскольку его наружные покровы были рассчитаны на температуры более низкие, он взвыл и с возмущенным кудахтаньем отказался от этой идеи.
— Да, не стоит, — согласился Захар. — С огнем шутки плохи…
Паук так не считал. Он изловчился и повторил трюк с дубинкой — ухватился за древко псевдобамбука чуть пониже пылающего комка хвороста, вывернул его из рук пришельца и с опаской отбросил в кустарник. Дожидаться прыжка Захар не стал…
Время вышло, и сумерки превратились в чуждую и таинственно многозвучную ночь. Еще не приходилось Захару ночевать вот так, в лесу, вне уютной десантной шлюпки, на какой-то полузабытой планете… В космошколе моделировалось что-то подобное, но это было давно и навыки, обретаемые там, как правило, не находили применения и забывались. Удивительная освоительная техника, мощные средства защиты… Увы, романтики освоения теперь не осталось, а крупные катастрофы и аварии случались не чаще, чем в приземелье. Да, велик и могуч человек, светоч разума… «И глупости! — подумал освоитель. — Среднестатистический кретин Захар тому подтверждение…».
Только мысль о SOS-пульсаторе его успокаивала. «Еще успею его включить, — думал он, — утром или, даже, к вечеру — если этот урод не уберется прочь…». Он не рискнул удаляться от тропы в лесную глушь. Здесь же, под стволом обычной на этой планете гигантской «секвойи», он обнаружил небольшую выемку в грунте, подровнял ее ножом, набросал туда мягкого мха, сел, а потом, даже, попытался прилечь. Логово получилось удобным, но довольно влажным, отнимающим тепло. Скафандр начал прогреваться. Монотонно хлопали клапаны в респираторе, гипнотически мерцал тревожный сигнализатор, но Захар никак не мог уснуть. Он думал о пауке. Он понимал, что насекомое, скорее всего, к пришельцу никакой враждебности не испытывает и находится на тропе по каким-то своим, совершенно принципиальным соображениям. Ведь ему невдомек, что и Захар, собственно, не заинтересован в драке. Ему бы к шлюпке прошмыгнуть — и исчезнуть навсегда из этого мира… Но паук! До чего же отвратительное и нелепое созданьице! К насекомым Захар всегда испытывал брезгливость. Втайне он даже боялся их. Там, на Земле, бок о бок с миром человеческим, существовал и иной, бесконечно чуждый и пугающий мир. Мириады крошечных существ, мириады видов… Безобидные букашки? Как бы не так… Вы рассмотрите их под хорошей лупой. Там, по ту сторону стекла, возникают вдруг совершенно незнакомые и кошмарные существа. Мохнатые, глазастые, в диковинных хитиновых панцирях… Они иные. Они человеку бесконечно… далекие. Их движения, повадки. Они как роботы — бездушные, безжалостные. Они пугают. Они, обычно, вызывают отвращение и брезгливость — как и этот мерзкий паук на тропе!
«Возможно, это вовсе не паук, — думал Захар. — Может случиться, что это животное, принявшее столь странный облик! Надо расспросить астробиологов…».
Он никак не мог уснуть. Слишком неожиданной и «впечатлительной» получилась концовка этого дня. Перелет, бессмысленная драка с насекомым… Где-то в груди он еще чувствовал паническую дрожь. Да, он мог погибнуть… Он слишком устал, чтобы уснуть теперь вот так, запросто — в этом неземном лесу! Захар вспомнил по-настоящему опасные миры. Угрюмый Крил-4. Троекратная гравитация, постоянные сумерки, всеядные чудовища, пожирающие изъеденные мхом камни, своих же сородичей, зазевавшихся освоителей вместе со всеми их доспехами… Эльма-2. Планета-убийца. Освоители исчезали бесследно и безропотно — даже не успев позвать на помощь! После них оставалось большое красное пятно на почве и… одно воспоминание. Кто-то вроде бы видел, как человек превращается в кровавую лепешку, словно гигантский пресс — в миллионы тонн — рушился на него сверху, и тщательно, без остатка, выдавливал из этого тела живительную красную влагу. «Гравихищники! — испугано шептали освоители, навсегда покидая планету. — Таинственные существа убивающие гравитацией…». Вертон, массивная планета возле умирающей красной звезды. Агония светила растянулась на миллионы лет, но только теперь, на закате, в этом прозябшем цепенеющем мире и возникла жизнь. Освоитель вдруг терялся среди своих отражений — сотен и, даже, тысяч. Они, его точнейшие копии, обретали самостоятельность, общались друг с другом, корчили глупейшие рожи, поддразнивали пришельца. Их смех становился безостановочным, гомерическим — и убийственным! Человек хохотал вместе с ними до полного истощения и впадал в тяжелейшую, почти всегда гибельную кому.