— Господи, Танюша. — Мать сзади подошла, руку на плечо положила. — Ерунда всё это, я тебе скажу. Разве в этом дело? — Вздохнула. — Все еще впереди, жизнь-то не кончена. Она ведь у тебя только-только начинается.
За окошком серенький денек, дворик наш серенький, деревья голые торчат, а с неба — первые серенькие снежинки…
Видел бы меня кто-нибудь из наших девок, как я скромненько, «примерной Нюрой», вдоль стеночки иду по школьному коридору! Оборжались бы. Мимо всякие пионеры и школьники бегают, орут как сумасшедшие.
Я, Татьяна Серебрякова, — ученица средней школы. Первый раз — в восьмой класс! Аут, Танюха! Дожили!..
Дверь в кабинет математики нараспашку, занятия еще не начались. Потопталась в коридоре и шагнула… Стою на пороге, а будущие соратники на меня — ноль внимания. Двое-трое в мою сторону глянули мельком — мол, что это там такое вкатилось? И снова за свои дела. Кто книжку читает, кто пишет что-то, кто просто трепется.
Не успела толком оглядеться, вдруг сзади на меня налетает какой-то шустрый, маленький такой живчик. Волосы светлые сосульками под «горшок» подстрижены, вся рожа в конопушках, глаза — щелки, как у поросенка.
— Чего встала-то?! — Это он мне, что я ему дорогу загородила.
— Это какой класс? — спрашиваю.
— Восьмой, — квакнул и к переднему столу, за которым черненький, кучерявый книжку читает.
— «А» или «Б»? — я ему вдогонку.
— Бэ-э!.. — проблеял, как баран, оглянулся и тут же кучерявому: — Шлепа, дай скатать!
— Не успеешь. — Кучерявый даже глаз на него не поднял.
— Успею, — убеждает шустрый.
Кучерявый посмотрел на него, пока страницу переворачивал, кивнул на соседний стол:
— Там. В порядке очереди…
За этим столом человек пять-шесть сгрудились, аккуратно домашнее задание срисовывают. Шустрый к ним пристраивается- кому-то на спину тетрадку забросил и застрочил торопливо.
Постояла я, посмотрела и пошла по проходу между столами, место себе искать, Там портфели, тут сумки, тут сидят — все забито. Наконец вижу, девица за предпоследним столом в сумке копошится, а рядом стул вроде бы свободен.
— Свободно? — спрашиваю.
Ой, как она на меня посмотрела! Так только на этих смотрят… ну, которые в кунсткамере, в банках заспиртованы.
— Занято, — шепелявит. Достала из сумки косметичку, орет: — Маша! — И бежит к девицам, которые пасутся вокруг центрального стола, точнее — вокруг смазливой, подкрашенной девахи. (Я ее еще раньше заметила). — Во, посмотри! — шепелявит шепелявая и вытаскивает из косметички картонку, на которой сережки приколоты.
Эта шикарная Маша со знанием дела руку за сережками протянула. Девицы обступили ее так, что шепелявой и места не осталось. Она вертится рядом, пытается через головы на свои сережки посмотреть.
— Девоцки! Девоцки!..
В классе три ряда столов. Гляжу, все три последних стола не заняты. Устроилась в углу, за тем, что ближе к стенке. На один стул сама села, на другой сумку бросила. Только за ручкой и тетрадью полезла, слышу откуда-то сверху кукарекающий басок:
— Э! Подруга! Освободи плацкарт.
Поднимаю голову. Передо мной верзила стоит прыщавый — два метра с кепкой. Убрала сумку, освободила ему стул, тот, что к проходу ближе.
— Ты чего, плохо слышишь? — гнусавит верзила. — Это мое место.
— Все твое? — спрашиваю.
— Все мое, — соглашается.
— А не жирно? Лицо не треснет?
У него от удивления чуть глаза не повыпрыгивали. Стукнул кого-то, который передо мной сидел, по спине:
— Тюха, это кто такая?
— Не знаю, Шур, — отзывается Тюха.
— Ты кто? — Это Шура уже у меня спрашивает.
Я ничего не отвечаю, сижу, вперед смотрю, будто рядом нет никого.
— Халиков! — зовет кого-то верзила.
— Ща!.. — отзывается тот самый шустрый живчик, что на меня налетел, и через секунду спешит к нам, перелезая через столы. Рожа у него довольная, видно, успел списать, тетрадку на ходу в папку запихивает. — Чего?
— Ну-ка, Халява, выкинь отсюда эту ДУРУ — И на меня пальцем.
— А чего? — интересуется Халиков.
— Выкинь, сказал. Видишь, прилипла к стулу и не отлипает.
— Ну, ты!.. — Халиков кидает на стол свою папку. — Исчезни.
Делаю вид, будто это не ко мне, но боковым зрением вижу, что верзила ждет более активных действий, а Тюха-впередисидящий повернулся к нам, любопытствует, чем дело кончится.