ни печально, он готов был расписаться в собственной беспомощности, руки его уже
опустились. Разве в таком состоянии способен он помочь своей пастве?
Он взглянул на небо, долго смотрел на яркий диск солнца, пока в глазах не поплыли круги, и, перекрестившись, вернулся в прохладу храма. В его сердце больше не было места
уверенности.
Пройдя между пустых скамей, святой отец вновь застыл перед распятьем, гордо подняв
голову. Он больше не просил и не умолял, не приклонял голову и не падал ниц. У него
внутри боролись две силы – ангел и демон. Они рвали в клочья его душу, нанося
незаживающие раны, доставляя неимоверные страдания, терзали его мысли, каждый
склоняя на свою сторону, но, не добиваясь успеха в делах своих, продолжали истязать.
Однако не могло быть никаких сомнений, что рано или поздно его душа все равно
достанется победителю.
С трудом сдерживая свои душевные страдания, он тяжело вздохнул и вытер тыльной
стороной ладони скатившуюся по щеке слезу. Сил не хватало даже на то, чтобы
разрыдаться.
– Прошу прощения, отче…
Голос вернул священника из мира грез в действительность бытия. Присутствие еще кого-
то кроме него в храме показалось в этот момент чем-то неестественным, сродни чуду. Он
недоверчиво взглянул на распятие и лишь затем обернулся. Плечи его немного
расправились, голова решительно поднялась вверх, дабы вселить в прихожанина веру в
счастливый исход.
На полпути от входа к алтарю в одеянии с широкими рукавами и капюшоном,
подпоясанный веревкой с тремя узлами, стоял монах-францисканец.
– Простите, что потревожил вас, отче, – он смиренно повторил свои извинения, понимая, что отвлек святого отца от размышлений.
Священник внимательно посмотрел на своего гостя.
– Мир тебе, брат мой. Чем я могу быть тебе полезен?
Монах скинул с головы капюшон, обнажив коротко остриженную голову со щеткой
черных волос и явив свету свое лицо. Четкая линия тонких крепко сжатых губ выделялась
на смуглой коже. Холодные оливковые глаза сверкнули неземным огнем в рассеянном
свете храма, заставив святого отца побледнеть. Это был взгляд не человека, а существа, сошедшего извне, обличенного безграничной властью.
– Время подходит, отче… Те, кто дороги вашему сердцу, вскоре обретут свободу и
избавятся от мирских страданий. Помолитесь за них.
Произнеся эти слова, он повернулся и, шурша складками своего плаща, быстрым шагом
направился к выходу.
Священник не стал задавать вопросов, сразу уловив смысл сказанного. Ему неизвестно
было, откуда возник сей посланник, но его устами, без сомнений, глаголила истина. Он
обернулся назад, гневно взглянув на распятие, и кинулся вслед за монахом. Но на крыльце
никого уже не было. Гость будто растворился в полуденном зное. Святой отец метался из
стороны в сторону в поисках загадочного посланника, но улицы по-прежнему были пусты.
Он бросился по булыжной мостовой, хранившей страшные свидетельства беспощадной
эпидемии, в сторону своего дома, позабыв и про службу, и про приход. Несся вперед, не
различая ничего перед собой, перескакивая через тела умерших, распластавшихся прямо
на улице, еще при жизни обезображенные смертельной болезнью. Смерть настигала людей
повсюду, и теперь, боясь покидать свои жилища, люди не торопились хоронить умерших, оставляя их там, где жизнь покинула тело. Выплескиваемые прямо из окон продукты
жизнедеятельности гнили в огромных лужах, распространяя зловоние по всему городу, порождая ужасную антисанитарию, способствующую еще более стремительному
распространению эпидемии.
Город погружался в ад, засыпанный горой изуродованных трупов, разлагавшихся на жаре, источающих смрадные запахи.
Но святой отец не видел этого безумия, сейчас для него существовал лишь небольшой дом
с низенькой дверью и широким окном, в котором живет его семья: жена и двое маленьких
детей. Мальчик и девочка. Божий дар для него грешного.
Не заметив препятствие, он споткнулся обо что-то, и полетел наземь, услышав
пронзительный стон. Городской нищий, закутанный в тряпье, не мог ни подняться, ни
даже проронить ни слова и только упорно мычал, протягивая к нему костлявую руку со
скрюченными пальцами. Черные гниющие пятна покрыли все лицо бедняги, язвы вокруг
шеи открылись и кровоточили. Жить ему оставалось совсем немного.
Не в силах лицезреть муки человеческие, святой отец отвернулся в сторону, лишь осенив
умирающего крестным знамением, и, прихрамывая, побежал дальше. Совсем рядом его