Один табурет для нее, другой – для него. Стол пуст, словно нейтральная полоса. Теперь Белов смог наконец-то разглядеть ее лицо. Ничего особенного – серые глаза, слегка вздернутый нос… Погоны – по звездочке на каждом. Форму иностранных армий они изучали, но только вприглядку. В бою главное не звезды и просветы, а силуэт, чтобы со своими не перепутать.
Легкий стук – на столешницу лег открытый блокнот. Карандаш…
– Ко мне следует обращаться «пани подпоручник». Отвечайте не торопясь, ваши ответы мне еще надо будет перевести. И учтите, вопросы здесь задаю только я. Итак, фамилия, имя, отчество?
– Белов Александр Александрович, – все еще не думая, ответил он.
– Год рождения?
– 1918-й, 5 июня.
Второй ребенок в семье, старший брат сгорел в 1919-м от испанки. Маленькому Саше повезло – уцелел и от голода не умер. Отец был на фронте, где-то очень далеко, мама служила переводчиком в штабе Московского округа и получала паек. От этих первых лет в памяти не осталось ничего, и только из маминых рассказов он узнал, как трудно было пережить войну, уже вторую подряд. Отец служил с 1915-го. Почему пошел к большевикам, а не к белым, никогда не говорил, а Саша не спрашивал. Сперва думал, что иначе и быть не могло, а потом понял: некоторые вопросы лучше не задавать.
В 1920-е стало легче, отец снял форму и устроился на работу в Высший совет народного хозяйства. Семье выделили отдельную квартиру в Москве, пусть маленькую и не в центре. Иногда отец подвозил Сашу в школу на служебном авто, старом, но еще бодром «форде». Белов-младший очень этим гордился.
Отец погиб в 1931-м. Последнее письмо от мамы Александр получил год назад.
Карандаш пробежался по бумаге, замер.
– С какого времени служите в РККА?
И тут он, наконец, очнулся. Провел ладонью по щеке, брезгливо стряхнув с пальцев засохшую кровь, оглянулся, скользнул взглядом по плотно закрытым ставням.
…Если Польша, то, вероятно, Раков, там у них ближайший аэродром. Центр местной контрабанды и филиал Экспозитуры № 1. Обо всем этом было в бумагах, которые ему дали прочесть в Минске, в секретном отделе.
Соберись, студент!..
– Имя и фамилию я назвал, место службы вы и без меня знаете. Больше ни на какие вопросы отвечать не буду. Я не военнопленный, наши страны не воюют.
Пани подпоручник лицом не дрогнула.
– Не будете? Хорошо подумали, господин Белов?
Он пожал плечами.
– А что тут думать? Вы наверняка из «Двуйки», Второго отдела Главного штаба. Работаете против нас, значит, офензива, Секция ІІа.
Лекцию о польской разведке им читали на курсах месяц назад. Конспектировать пришлось в секретных тетрадях. Страницы прошиты суровой ниткой при сургуче, синяя печать на обложке.
– Вы, пани подпоручник, офицер, хотя меня не старше. Наверняка служите недавно, а до этого учились, как и я. Значит, и вам и мне объясняли правила поведения на допросе.
Девушка, кивнув, поглядела с интересом.
– Объясняли. Равно как и технику допроса при полном отказе фигуранта от сотрудничества.
Наклонилась вперед, улыбнулась краешком губ:
– Бифштексом стать не хочешь, комиссарчик?
Он почему-то не испугался. На ответную улыбку сил не хватило, но ответил твердо:
– А ты войну хочешь начать, красивая? Нападение на советский аэродром, похищение военнослужащего РККА… Для ноты НКИДа вполне хватит. А дальше, сама понимаешь… «Bronya krepka, i tanki nashi bystry». И с кого за все спросят? С вашего Рыдз-Смиглы?[16] С тебя спросят, тебя стрелочником назначат… «Назначить стрелочником» – это такая русская идиома. Пояснить?
Пани подпоручник встала, подошла к подоконнику, тому, что справа, взяла стоявшую там пустую консервную банку. Поставила рядом с блокнотом, достала пачку сигарет.
Негромкий щелчок зажигалки. Запах бензина, такой же, как на погибшем аэродроме.
– Тебе не предлагаю. Курить, комиссарчик, вредно. А я вот оскоромилась – из-за тебя, между прочим. Мы с мужем устроили… Как это у вас называется? Да, социалистическое соревнование – кто первый бросит. Так что тебе – еще один черный камешек.
Курила молча, тянула паузу. Наконец, затушила окурок.
– Офицеру, выполнившему прямой и точный приказ командования, ничего не грозит, у нас не Совдепия, где стрелочников назначают. Такой вот тебе мой ответ, комиссарчик. Может, и не наградят, но… Не боюсь! А ты не зря войну помянул, ох не зря!.. И ты, и я недавно учились, но я кадровая, из младшего офицерского состава, сама на учебу попросилась. А ты, комиссарчик, из гражданских. Образован, язык подвешен, значит, почти наверняка из студентов. И не просто мобилизован, тебе где-то лекции умные читали, иначе не кинули бы по четыре треугольника в петлицу. Складываем вместе – и что получится?