– Да ну, кому это нужно?
– Подумай: тысячи матерей, и хотя бы каждая пятая даст хотя бы пятьдесят. Напечатать обращение, разбросать по всему мировому Интернету По-английски, немецки, французски…
– И тогда, – заканчивает она, откинувшись на спинку дряхлого стула, – у нас всё будет лучше, чем у всех.
Дорогой Лёва!
Саша заболел. А в прошлый раз мы очень хорошо с ним поговорили.
– Саша, иди поговори с Машей.
– Нет, вы лучше тут пока… побеседуйте.
– Ну в самом деле, поговоришь часик, а потом пойдёшь домой.
– А ты мне дашь чем-нибудь угоститься?
– Нету у меня угоститься. Просто так давай поговорим. Бабах!
– Я подожду, пока ты успокоишься. Всё, слезай со стола. Нет, не надо стулья ломать. Хватит, всё. Сядь.
– Все любимые слова сказал?
– Так нельзя говорить?
– Да нет, можно, только зачем?
– Я буду себя вести, как хочу.
– Я тоже. Сними ноги со стола.
– Я психую. Нельзя психовать?
– Можно.
– Нет, не надо психовать. Успокойте меня. Вот так.
– Давай, успокой себя сам. Разложи картинки.
– Я вам буду подавать по одной.
– Ладно, давай по одной. Поставь крышку стола на место. Глянь, что тут нарисовано?
– Подождите… подождите… Долго подождите.
– Что же тут нарисовано, а?
– Возьмите у меня картинку. Вытяните, чтоб я почувствовал.
– Ты сначала скажи, а потом я вытяну.
– Это мужчина.
– Да, мужчина, а кто он? Кем работает?
– Работником.
– Ну ладно, где работает?
– На работе. Это я пошутил. Смешно?
– Не очень. Ты смешнее иногда шутишь.
– Пересмотрите меня. Я вас пересмотрю.
– А это что у мужчины в руке?
– Подождите… Подождите… Долго подождите. Я себя буду вести как хочу.
– Так что в руке-то?
– Я пылинку с вас сниму.
– Спасибо, Саш. Зачем ему гаечный ключ?
– Для безопасности.
(Это универсальный ответ. Их три:
– работником (на вопрос: кем работает?)
– беда (на вопрос: что случится, если?…)
– для безопасности (навопрос: зачем?…)
– Можно мять картинку?
– Нежелательно… Вынь закладку.
– Можно я её с собой возьму?
– Можно, она мне не нужна.
– В пакет положу.
– Как ты их вообще поднимаешь, твои пакеты? Они же весят…
– Пошутите со мной! – Как?
– Вот так. Смешно я лицо сделал?
– Ага. Всё, вперёд.
– Тру-ба зо-вёт. Да? (Зевает. Крестит рот)
– Смотри. Ну?
– (С воодушевлением) Это самолёт, на него можно сесть и улететь куда глаза глядят. (Подумал.) В далёкие края…
Лёва, представляешь, подслушала сегодня в коридоре:
– Ты любишь математику?
– Если я её не люблю, то она хорошая. А если я её люблю, значит, она плохая.
А ещё сегодня на занятие Женя принесет две коробочки, туго обмотанные бумажным скотчем. «Это, – говорит, – чтобы дождь не замочил». – «А как же ты откроешь теперь?» – «А я никогда не открою». – «А если захочешь открыть?» – «А я никогда не захочу».
Ну давай, говорю, твои коробочки поставим вот на этот стул, а сами заниматься будем.
Садится заниматься. Через некоторое время поворачивает голову: «А в коробочках начался пожар!»
Дорогой Лёва!
Честно говоря, во время первых десяти-одиннадцати месяцев занятий с Егором было ощущение, будто стучишься головой в запертую дверь.
Никто, вообще-то, ни в какие результаты не верил. А лёд тронулся. Сейчас это совершенно очевидно. Егор начинает исследовать мир. Берёт предметы. Реагирует на звуки. Протягивает руку, когда слышит музыкальные инструменты, пытается их схватить. И у него получается.
Егор теперь живёт на даче в Солнечном. Я приношу ему одуванчики, кленовые листья и маленькие лопухи. Прошу мать Егора показать ему, как всё это растёт на земле. Нельзя дожить до восьми лет и ничего не знать об одуванчиках.