— Осторожнее, Хью, — сказала Элисон, что удивило Кэми. — Она подруга Холли.
— И откуда, как ты думаешь, у нашей девочки возникла идея возиться с Линбернами, глупая ты баба? — резко спросил Хью. — Точно не из ее легковесной головушки.
— Почему бы и нет? Холли умная, — сказала Кэми и получила удар головой о стену лестничной площадки.
— Полагаю, яблоко от яблони, — сказала Рут тогда, когда потянула их вниз по лестнице, в подземный каменный зал. Хью толкнул их на одну из стен, чтобы показать — «о Боже, — подумала Кэми, — Линберны соревнуются за некий титул в способности наведения ужаса?» — как оказалось, семейный склеп.
— Спасибо вам, — сказала Кэми.
Она посмотрела на отца. Он, казалось, не слышал Рут. Он смотрел только на нее, с любовью и ужасом, с тех пор как она обнаружила себя.
Они бросили отца на каменный пол, и Кэми вывернулась из хватки Хью, чтобы иметь возможность подойти к нему.
— Под этим я подразумеваю, что вы оба тупые, — сказала им Рут. Она закрыла дверь с тяжелым, скребущим звуком камня о камень. Ее рыжие волосы были последним светом, увиденным Кэми, и он был потерян. — И обреченные.
В склепе было темно. Кэми, если честно, не возражала, что не видела его: гравированные каменные плиты с лицами умерших, запечатленными на них, не вызывали желания увидеть больше. Она не была поклонницей декора склепов. Папа обнял ее крепко, с теплотой.
— Не волнуйся, пап, — прошептала Кэми. — Они не знают, что у меня все еще есть магия. Просто надо подождать немного, пока они перестанут подозревать, что я могу вытащить нас отсюда.
Когда она мысленно говорила с Эшем, то сказала то же самое, что и отцу. Эш был в ужасе, ему хотелось что-то сделать, кому-то рассказать.
«Нет, — сказала Кэми. — Это только обеспокоит Джареда и Анджелу, и других. Я сумею выбраться отсюда. Никто не должен знать. Никто не должен делать глупостей. Мальчики с тобой?»
«Да, — сказал Эш. — Тен, посмотрев на меня, заперся в своей комнате, но он в порядке. Я играю в „Эрудита“ с Томо, но, Кэми, мне нужно делать что-то еще, кроме как играть в „Эрудита“».
«Ты лучше следи за игрой, — предупредила Кэми. — Томо жульничает».
— Эш с Теном и Томо, — сказала Кэми отцу. — Все будет хорошо.
Рука отца подтянула ее еще ближе к нему.
— Я думал, вы все будете в порядке, — сказал он ей на ухо. — Если бы я только сумел ничего не испортить, вы все были бы теперь в безопасности.
— Ты ничего не испортил, — сказала Кэми, свернувшись в клубочек и не позволяя своему голосу звучать ожесточенно. — Не будучи готов убить кого-нибудь — не напортачишь.
— Правда? — тихо спросил папа. Он покачал ее немного, практически рассеянно.
— Я даже не знаю, где ты достал пистолет, — прошептала Кэми.
— Я взял его из твоей комнаты, — сказал папа.
— О, — сказала Кэми. — Я взяла его однажды у Генри Торнтона. Я никогда не стреляла из него. Даже не знаю, что бы я с ним делала.
— Я едва соображал, что делаю, — шепнул ей папа. — Я просто хотел сделать что-то правильное для вас. Когда у тебя появляется ребенок, ты думаешь: о, Боже мой, я не дорос до этого. Я все испорчу.
— Потому что вы с мамой были очень молодыми, когда появилась я, — сказала Кэми, смущаясь.
— Нет, — сказал Джон. — Я не думаю, что кто-нибудь вообще чувствует себя достаточно взрослым для этого. Но может быть, кто-то из уже ушедших был достаточно взрослым?
Он помолчал минуту в темноте с мертвыми Линбернами, а Кэми думала о той, кто покинула ее: бабушка Кэми, мать ее отца, женщина, которая умерла прошлым летом и на кого Кэми всегда хотела быть похожей.
Несколько лет назад Кэми попыталась узнать все о Японии и заставила ее поторопиться рассказать ей все о «Повести о Гэндзи» или о кинтсуги[3] — искусстве ремонта керамики.
— Наверное, ты все об этом знаешь, Обаачан, — робко сказала она ей.
— Нет, зачем мне это? — спокойно спросила ее бабушка. — А все ли ты знаешь об Англии?
— Разве ты не знала, что керамику можно скреплять с помощью золота? — спросила Кэми. — Это надежнее и изделие становится краше. Как это удивительно, хотя это, кажется, дороговато.
Бабушка кивнула.
— Что-то в этом есть, — сказала она. — Зачем быть разбитым, когда можно стать золотым?
Кэми прижалась к отцу. Она не смогла ему ответить. Никто из ушедших ничего не исправит.
— Мне жаль, — прошептал папа. — Я всегда хотел быть в состоянии решать все ваши проблемы и вечно держать вас в безопасности. Но я не смог этого сделать.
3
Kintsugi — японская традиция склеивания разбитой посуды при помощи клея и золотой пудры, прекрасно вписывается в японскую эстетику ваби-саби. Ее суть в том, что найти красоту можно и в объектах, далеких от совершенства. В данном случае, превратить изъян в главное достоинство.