И мне, если честно – беспилотники тоже были не особо нужны.
Фары – внезапно высветили надвигающуюся на нас стальную громаду, афганец выругался, вывернул руль – и мы разошлись с морским высадочным средством, на котором здесь передвигались морские пехотинцы. Колесный монстр – до крыши даже я с трудом могу достать рукой.
Вот и еще один повод для вражды, мать ее. Один идиот не включил фары ночью, опасаясь обстрела из темноты. Другой – не успел вовремя отвернуть – могли бы и мы сейчас не успеть. ДТП, труп. Или трупы. Для афганцев – понятно кто виноват. Да и для нас тоже.
Ненависть. Злоба. Недоверие. Груз накопленных обид. Все это довлеет над нами, мешая нормально, в мире жить.
Мой преемник на посту Наместника (законченный придурок и мерзавец) остановил вывод войск на половине. В итоге – войск оказалось недостаточно, чтобы контролировать ситуацию, но достаточно, чтобы вызывать инциденты, наподобие этого. По-моему самое худшее дело – это дело, остановленное на половине. Лучше бы вообще не делать.
Да, кстати, если еще не представил моего воспреемника на посту наместника – извольте. Это – Его Высокопревосходительство, Наследник Бухарский, ротмистр гвардейской кавалерии. Назначили его – в ходе кампании по "исламизации" конфликта. Кто-то умный в Санкт-Петербурге – я так и не знаю, кто этот умник, иначе наведался бы и дал пощечину – решил, что раз мусульманину харам убивать мусульманина, значит – надо наводнить Афганистан войсками, состоящими из мусульман. Я даже говорил на эту тему с Ее Высочеством – но она милостиво изволила разъяснить, что надо все попробовать. Сомнительное утверждение очень сомнительное – я могу вам назвать как минимум десяток случаев измены за последние месяцы.
Впрочем, я не могу предпринимать ничего против моего преемника хотя бы из соображений чести. Когда на корабле раздрай и каждый – делает то, что в голову взбредет – ничем хорошим это не закончится…
Мы, по моим расчетам – все еще находились в Западном Кабуле, в его "частном секторе". Из-за пурги – ничего нельзя было разглядеть. Одни бетонные заборы сменялись другими – но водитель вел уверенно, и явно что не первый раз. Потом – он свернул, и мы вкатились в черный провал ворот, которые за нами немедленно закрыли.
Боевики. Их было четверо и сколько-то еще было в темноте. Автоматы Калашникова, на двух подствольные гранатометы, они стояли в темноте в одинаковой форме афганских контрактников – и теплые капюшоны делали их похожими на фанатичных монахов, которые несколько сот лет назад – жгли людей на кострах.
Я вышел из машины.
– Лаасуна портакра – сказал боевик, стоящий ближе всего от меня, стволом автомата подсказывая, что надо сделать
– Тса? – я сделал вид, что не понял.
– Руки вверх… – сказал другой боевик по-русски и каркающе засмеялся.
Я заметил черную тень виллы в глубине сада, чахлые деревья, горящую в углу бочку, пульсирующую тревожным красным цветом – это для того, чтобы погреться около нее в ожидании чего-то.
Один из боевиков приблизился. Положив автомат на капот такси, ловко обыскал меня. Опыт явно есть.
– Аслиха нах![12] – сказал он, и отступил в сторону
Второй боевик – тоже шагнул в сторону, стволом указывая направление
– Тер ша, руси.[13]
Мы вошли в дом. Обычная вилла, примитивно по нашим меркам – но по местным неплохо обставленная, капитальная, теплая. На кухне горела жаровня, отчего сильно пахло перегорелым растительным маслом.
Главный боевик – пробурчал что-то под нос и пошел на кухню. Мы остались вчетвером, в чем-то, напоминающем прихожую.
– Снимай одежду, русский – сказал таксист
– Это еще зачем? – резко спросил я
– Это правило – таксист хорошо знал русский, говорил почти без акцента – нам надо быть уверенными, что ты не принес маяк. Маяк, понимаешь?
– В таком случае, принесите другую одежду. На улице холодно.
Последовали переговоры между таксистом и боевиками, после чего один из боевиков ушел куда-то вглубь дома и вернулся с мешком. Мешок он бросил мне под ноги от него – воняло, даже не раскрывая.
– Вот твоя новая одежда, русский. Извини, другой нет.
С этими словами – второй знающий русский боевик – визгливо расхохотался. Шутник, однако…
Я начал переодеваться, свою одежду складывая в мешок. В мешке – был полный комплект одежды пуштуна, поношенный. Когда я закончил переодеваться – один из боевиков взял мешок и вышел с ним на улицу. Понятно, что он сделает – бросить в огонь. Деньги, конечно возьмет себе – я оставил сколько то в карманах.
– И часы тоже.
Отправляясь на дело, я предполагал такое, потому часы взял самые простые, какие у меня были. Швейцарские Traser в карбоновом корпусе, такие – выдают спецназовцам в качестве служебных. Очень точные, прочные и недорогие. Я хотел бросить их на пол, но "веселый" боевик перехватил мою руку. Забрал часы, надел на свою руку, сказал что-то довольное на пушту. Воистину, полные кретины. Часы – лучшее место, чтобы разместить там маяк. Батарейка, а таких часах как наш Авиатор или швейцарский Breitling – еще и передатчик, работающий на аварийной частоте, чтобы любой летчик, потерпевший аварию мог подать сигнал бедствия. А перепрограммировать его на другую частоту, в том числе и ту, на которую наводятся ракеты – дело пяти минут. Кретины недоделанные.
Вышел старший среди боевиков, что-то буркнул
– Амир Хабибулла просит присоединиться к столу. Закон афганского гостеприимства – сказал таксист.
На столе было мясо. Много жареного мяса, мало риса. Один из признаков того, что это боевики – в горах куда проще украсть овцу или барана и поджарить мясо на костре, чем возиться с варкой риса. Приправа – обычный кетчуп, купленные на базаре. Я заметил, что в стороне стоит мешок, в котором виднеются пакеты быстрого питания, купленные оптом – ими то и питаются боевики в горах, эту лапшу (она пошла из Китая, ей питаются китайские бедняки) можно даже погрызть, если нельзя развести костер. Наверное, купили еще шоколадные батончики с арахисом и майонез.
Мясо резали ножом. Брали руками, вилок не было. Рис брали тоже руками, пихали в рот. На столе была бутылка шаропа, афганского виноградного самогона – не ожидал ее здесь увидеть, выпив, могут и озвереть. Начали разливать, пластиковый стаканчик налили и мне. Я отрицательно покачал головой и отставил в сторону.
– Харам!
Боевики смутились. Главарь что-то рявкнул, и выпили, но двое, как я заметил – только пригубили. Понятно, эти еще не безнадежные и им стыдно. Неверный – указал мусульманам на то, что они делают харам и был прав.
По глазам сразу было видно – захмелели, даже с учетом того, что только что поели жирное мясо, а жир частично нейтрализует алкоголь – все равно захмелели. Афганцы не умеют пить, а моджахеды еще и воздерживаются – но не в виду особой веры, а потому, что алкоголь в горах достать сложно. Здесь же – и достали, и напились…
Амир – мутным взглядом посмотрел на меня, потом толкнул локтем сидящего рядом "веселого" боевика с моими часами на руке, пробурчал по-пуштунски
– Амир Хабибулла спрашивает тебя, неверный, когда вы уйдете из Афганистана…
Началось…
– Никогда… – ответил я
Ответ перевели. Боевик что-то прорычал.
– Амир Хабибулла говорит, что тогда – муджахеды убьют каждого из вас.
Я пожал плечами, мирно сказал
– Иншалла… – пусть будет так, как угодно Аллаху
Это не успокоило, а только разозлило пьяного боевика, и он заговорил быстро и сбивчиво, словно откашливаясь
– Амир Хабибулла говорит, что муджахеды убьют всех вас, и ваших женщин, и ваших стариков, и ваших детей и пусть земля горит у вас под ногами. Амир Хабибулла что муджахеды любят смерть больше, чем неверные любят жизнь и никогда не прекратят убивать, потому что им в радость видеть, как горят бронемашины и укрепления кяфиров, радость видеть кровь кяфиров и гробы с кяфирами, отправляемые на погребение. Афганистан никогда не признает власти Белого Царя, потому что тот ть'агут, и правит не по шариату Аллаха. Афганистан будет свободным, сколько бы жизней не пришлось отдать за это.