Annotation
Это сага о лошадях и их владельцах. О сложной ситуации в мире людей, увлекающихся лошадьми. Об особом мире, где любовь, романтика и сентиментальность соседствуют с интригами на грани абсурда. О том, как непросто приходится владельцам лошадей. О том, как попадают в этот мир и почему уходят из него. О тенденциях, настроениях и коллизиях. А также обо всем, что окружало автора на момент событий, описанных в книге.Роман охватывает 45 лет жизни его героини, Алевтины Адажий. Действие разворачивается а Ленинграде, Санкт-Петербурге, Абхазии, Лондоне, Турции, Тайланде и Египте. Небольшие истории, иногда смешные, иногда трагичные, сплетаются в большую картину конного мира - от Олимпийских чемпионов и заслуженных тренеров до аферистов всех мастей и любителей-конников, беззаветно преданных лошадям. Лирические отступления романа охватывают самые разнообразные события и реалии, создавая своеобразную оппозицию миру конному - мир людей. Этот роман - размышление на темы любви, дружбы, поиска своего пути и смысла жизни, проблемы отцов и детей, войны и мира. Три поколения читателей смогут найти в романе то, что созвучно струнам их души. По стилю - сага, где описание реальных событий соседствует с эпизодами мистическими и знаменательными. Почти документальные репортажи соседствуют с пейзажами и натюрмортами и портретами удивительных людей и замечательных лошадей. Работа над книгой продолжалась 9 лет и отразила наиболее значимые события не только в жизни автора, но и всей его страны
Стафеева Жанна Викторовна
Стафеева Жанна Викторовна
"Нет мира в конном мире."
Отрывок из романа
1
Когда я вижу лошадь, не важно где -- на фотографии, на телеэкране, в жизни, я автоматически оцениваю ее стати, подготовку, племенную ценность, темперамент. Но у меня не возникает желания ею владеть. Это просто взгляд со стороны.
Самая лучшая книга отчасти уже написана. Это книга Судеб. Она пишется не людьми, а Богом. И в самом закрученном по сюжету романе вы не найдете того, что иногда случается с вами в жизни. И лишь немногим удается перебороть собственную лень, чтобы записать хотя бы небольшие отрывки из тех удивительных событий, что с ними происходят...
Г Л А В А 1
Эта история началась очень давно. В декабре 1974 года, если быть абсолютно точной. Мне четыре с половиной года. Мои родители никоим образом не связаны с лошадьми. Отец -- автомастер, мать -- водитель трамвая. Но у отца имелся друг детства, дядя Толя, который подрабатывал плотником в школе верховой езды. К моему счастью, у мужчин нашелся повод встретиться зимним питерским утром. Они, как водится, вспоминали детство, улицы и подворотни Петроградской стороны, игры и драки. Я, в цигейковой шубке и валенках с калошами, оказалась забытой на трибунах крытого конного манежа. Прошло столько лет, а в памяти засели малейшие подробности того дня...
Я помню сладковатый запах опилок, звук гонга при старте очередного всадника, женский голос в громкоговорителе: "На старт приглашается ...на лошади по кличке...". На спортсменах красные пиджаки. Разноцветные лошади взлетают над препятствиями... Пока идет выступление,
все молчат, но ближе к концу, когда препятствие взято или нет, трибуны взрываются эмоциями.
Лошади прыгают по-разному. Кто-то птицей пролетает над препятствиями, не уронив ни одной жерди, и трибуны взрываются гулом и восторженными криками. Кто-то менее удачлив. Порой жерди летят на землю с глухим стуком, и трибуны разочарованно гудят. Иногда падают всадники, и тогда люди вскрикивают и вжимаются в кресла. Один всадник ловит лошадь, садится в седло и продолжает соревнования. Другая лошадь не хочет прыгать -- после двух объездов препятствий ее лишают дальнейшего участия в турнире. Всадник, убитый горем, уезжает. В конце -- награждение в конном строю. Пятерым лучшим всадникам вручают грамоты, лошадям прикололи цветные розетки, и они совершили круг почета под аплодисменты и крики одобрения публики.
Именно так все и запомнилось. Это -- стандартная схема проведения соревнований по конкуру -- преодолению препятствий. Тогда, в детстве, я лишь фиксировала факты, а анализировать их могу только сейчас. Но всякий раз, оказавшись на конных соревнованиях, я чувствую тот же эмоциональный подъем, тот же живейший интерес. И сердце колотится так же быстро, как тогда, когда этот мир, далекий и манящий, предстал передо мной впервые. У него имелась парадная сторона и закулисье, как и в любой области жизни. И для входа за кулисы требовалось иметь там своего человека. Им стал дядя Толя, папин друг.
Соревнования закончились, трибуны опустели, про меня вспомнили. Дядя Толя повел нас с отцом на конюшни. Лошади стояли за решетками, как пленники, и тянули к нам усатые морды, от которых валил пар. Они были рыжие, коричневые и черные. У одних -- маленькие белые звездочки, у других -- большие белые полоски-проточины, третьи -- вообще без белых отметин, самые красивые. Бархатными губами они брали сухари с ладони и шумно хрустели ими. Мы ходили по конюшне, кормили
лошадей, но мне хотелось так же, как эти всадники, летать на спинах у лошадей.
За конюшнями по опилочному кругу девочка лет двенадцати водила за уздечку большую черную лошадь, и моя рука сразу же вцепилась в ладонь отца и стала тянуть его туда. Вблизи удалось разглядеть больше. Черное седло и белая подкладка. Ноги лошади красиво забинтованы белыми бинтами. Грива заплетена в косички, и каждая косичка закручена бараночкой, а челка, наоборот, пушистая, как у школьницы. Лошадь блестела и переливалась на зимнем солнце. Каждое ее движение было наполнено удивительной грацией.
-- Это наш знаменитый Пепел, -- с гордостью произнес дядя Толя, -- только вчера из Москвы приехал. Лиза! Надо посадить девочку в седло, покатать хоть в поводу.
-- Не, дядь Толь, Лена Владимировна заругает. Вы что!
-- Не заругает. Она не увидит, мы чуть-чуть.
Меня закинули в седло, и сразу стало высоко-высоко. Впрочем, ничего другого я не успела ни увидеть, ни почувствовать, поскольку где-то сзади послышался истошный крик. Кричала круглолицая тетя в смешном черном пальто, спереди коротком, а сзади длинном. Она подбежала и дернула меня за ногу, которая оказалась ближе к ней. Я сползла с седла и заплакала, оказавшись на земле. Тетка забралась на коня, потянула за ремешки и вонзила в бока коня железки, привязанные к сапогам. Конь весь подобрался и заплясал под ней, храпя.
-- Ходят тут всякие... -- прошипела тетка и сердито уехала, всем своим видом демонстрируя презрение к нам. А я смотрела вслед удаляющейся лошади и плакала от обиды и разочарования, что все так неудачно закончилось. Я же ничего плохого не сделала. Плакала всю дорогу домой, а потом еще дома, и только ближе к вечеру щипать в носу перестало. Уже лежа в постели, все думала -- почему он Пепел? Он же не серый, а черный...
Я сидела на лошади всего несколько секунд. Их хватило, чтобы пленить меня навсегда. В этом было нечто,
не поддающееся анализу. Но это "нечто" лишило покоя и потянуло к себе со страшной силой. То ли кровь заиграла, поскольку со стороны матери во мне течет кровь уральских казаков, а стороны отца - офицеров-кавалеристов, то ли звезды так расположились, однако с этого момента вся моя жизнь вокруг них, лошадей, и завертелась.
На моих рисунках везде были лошади. Они скакали по кругу, прыгали через препятствия, паслись на лугу. Все изображалось вполне правдоподобно -- ноги лошадей забинтованы, из громкоговорителя льются звуки, и препятствие "каменная стенка" выглядит как настоящее, и уздечка нарисована правильно, с трензельными кольцами. В моих альбомах появились вырезки из журналов, календарики, марки с лошадками. Настольными книгами стали "Самый красивый конь" и "Прощайте и здравствуйте, кони" Бориса Алмазова.