Ее сердце оборвалось. Она охнула, села на краешек стула и молча перечитывала его строки. Что делать? Куда бежать? Кто может помочь, остановить, отменить направление? Это было безумием. Кошмаром, которого она больше всего боялась. Горячая точка. Что может быть хуже? В голове пульсировала только одна мысль: «Мишу надо спасать!». Но как? Лика беспомощно смотрела на телефон и в голову не приходил ни один номер, набрав который она могла бы попросить решить проблему.
Она бросилась к Кириллу. Он, как всегда спокойный и рассудительный, дал ей сначала выговориться.
— И что ты предлагаешь? — спросил он ее, приняв шквал слез и возмущения.
— Я не знаю. Я знаю только одного человека, имеющего связи в военных сферах.
— И кто же это?
Лика помолчала, нахмурилась.
— Моя свекровь. Она сумела его туда услать, должна суметь и изменить его направление.
— И почему, интересно, ты думаешь, она пойдет на это?
Лика беспомощно развела руками.
— Я не знаю. Я сделаю все, чтобы ее уговорить.
— А если она поставит ценой сделки твое возвращение к мужу?
Кириллу стало больно от того, как сжалась Лика. Как опустились ее плечи.
— Но что же делать, Кирюш? Ведь надо же что-то делать?
— А теперь послушай меня.
Кирилл усадил ее на кресло, дал салфетку и воды.
— Выслушай меня внимательно. Я прекрасно тебя понимаю. И тоже переживаю за него, он мне ближе, чем брат. Но подумай, согласится ли он на то, что бы его вдруг решили не направлять с остальными в Дагестан? А? Ты думаешь, Мишка хотел бы выглядеть трусом?
— Да при чем трусость, Кирилл? Это же просто безумие, рисковать жизнью за интересы далеких от нас политиков, кому это надо?
— Ему надо. Он служит в армии, он не трус, он солдат. Пойми это. Он не простит тебе, если ты сейчас сделаешь хоть что-нибудь, что изменит приказ. Ты ведь и сама это понимаешь, правда?
Лика оцепенела. Кирилл был прав. И это еще больше усугубляло ситуацию. Миша поедет туда во что бы то ни стало. И ничего не сделаешь. Она подняла на него глаза.
— Нам остается только молиться за него, да?
Он кивнул.
— Я хочу увидеть его. Перед… перед тем, как он уедет. Это возможно?
— Я узнаю. Посиди пока тут, а я сбегаю к одним знакомым, которые могут помочь устроить тебе свидание.
Кирилл ушел, а Лика осталась сидеть в его комнате, не имея сил даже двинуться с места. В комнату неслышно вошла Ксения Карловна. Она постояла несколько секунд, наблюдая за Ликой. Потом тихонько дотронулась до ее руки.
— Кирилл рассказал мне, — мягко произнесла она. — Все образуется, деточка. Поверь мне, все будет хорошо.
Лика прижалась к ней, зажмурившись, чтобы не расплакаться.
Чрез три часа вернулся Кирилл. С охапкой алых и желтых гвоздик.
— Так, — деловито произнес он. — Цветы тебе в качестве награды за мужественной принятие новости, а здесь «бронь» на поезд. Возьмешь паспорт и можешь выкупать. Едешь завтра. Сказали, что свидание разрешают всем, правда, на месте уже договоришься, как и что, если ты не близкая родственница, могут ограничить время. Но в принципе вопрос решаемый.
— Кирилл, ты самый лучший!
Лика бросилась к нему на шею и поцеловала в щеку.
— А цветы лучше давай Ксении Карловне дадим, она у тебя самая замечательная бабушка на свете!
Лика помчалась на всех парусах домой за паспортом. Всего один день — и она увидит Мишу! Это казалось слишком чудесным, чтобы в это поверить. Даже трагичность новости о его направлении сгладилась перед ожиданием встречи.
Ксения Карловна посмотрела ей вслед из окна. Любовь переполняла эту девочку так ощутимо, что это передавалось всем окружающим. Она взяла гвоздики и принялась подрезать их стебли. Красно-желтая мозаика цветов всколыхнула в памяти события давно минувших дней. Она улыбнулась своим мыслям и замурлыкала себе под нос песню о ландышах. Просветленное лицо Лики создало в их доме атмосферу весны, несмотря на желто-красный листопад за окном.
Глава 28
Письма моему правнуку
Еще об одном эпизоде из своей жизни хочу я рассказать тебе. О Дне Победы. Тогда, весной 1945 года все следили за сводками Информбюро, война подходила к концу, и все до единого с нетерпением ждали долгожданного события. И даже я, зная уже о гибели Коли, ждала с замиранием сердца. Коля погиб, и я даже не знала, успел ли он получить мои письма, где я писала ему о нашем ребенке. Весть о его смерти передал мне его друг, ведь повестка пришла не к нам, а к его родителям. Я носила его ребенка, как самое ценное, самое важное в своей жизни. Я берегла его, как зеницу ока. Я старалась меньше работать, меньше бегать, я ни за что на свете не простила бы себе, потеряй я малыша. Я знала, что этот ребенок — единственное, что осталось у меня от моей любви. Надо сказать, родители поддержали меня. Несмотря на молодость, на мой незамужний статус, на разруху вокруг. Мама никогда не сказала ни слова укора, а папа, когда узнал, произнес лишь одну фразу: «Надеюсь, родишь мальчика! А то у нас одни девки в семье!»