— Амброзиус Аврелианус. — И добавила не менее странный титул: Dux Britanniae. Лугейд сказал, что на чужом языке это значит — Вождь Британии. Слишком громкий титул: ведь половина земли полна новыми родственниками Вортигена — крылатыми шлемами из-за моря.
Отец её в старину учился в Акве Сулис, когда император Максим правил не только землями за морем, но и Британией. Он помнит, что тогда следовало опасаться только набегов шотландцев и пограничных стычек. Он преклонялся перед римлянами, и в числе других Вортиген изгнал его из городов, потому что верховный король опасался влияния таких людей.
Тогда Найрен вернулся в край своих отцов и собрал вокруг себя родственников. Может быть, он лишь выжидал… Бригитта снова отпила эля. Отец всегда сам принимает решения.
Она посмотрела на отца. Вон он сидит на высоком сидении в центре. Одет не так ярко, как окружающие. Рубашку ему она сшила сама, украсив её рисунками со старой вазы — переплетением зелёных и золотых листьев. Брюки тёмно-красные, плащ того же цвета. Лишь широкое золотое ожерелье, браслеты на запястьях и кольцо на пальце соответствовали великолепию украшений остальных. И всё же именно он здесь главный. Человеку, вошедшему в дом клана и увидевшему Найрена, не нужно спрашивать, кто здесь вождь. Глядя на отца, Бригитта почувствовала гордость. Найрен, не проявляя никаких чувств, вежливо слушал посланца верховного короля. А тот склонился вперёд, явно желая произвести впечатление на мелкого вождя, каким считает Найрена верховный король.
Но влияние вождя клана выходит далеко за пределы его дома, и многие в горах внимательно прислушиваются к его словам. Мудрость Найрена известна, он удачно воюет и хорошо руководит набегами. Он мог бы провозгласить себя королём, как многие окружающие, но предпочёл не делать этого.
Бригитта снова нетерпеливо шевельнулась. Ей хотелось, чтобы отец поскорее отослал посланца высокого короля и чтобы они могли спокойно пировать.
Сквозь гул голосов она слышала рёв ветра. Снаружи буря. А в такую ночь буря может принести войско тьмы.
Бригитта взглянула на Лугейда, сидевшего рядом с её отцом. Он владеет древними знаниями и установил защиту на эту ночь. Хотя борода его седа, худое тело не согнуто и вообще признаков старости не видно. Ярким пятном выделяется его белая одежда. С отсутствующим видом поглаживая бороду, Лугейд тоже слушал посланца Вортигена.
Римляне пытались уничтожить древние знания, и пока они были у власти, люди, подобные Лугейду, скрывались. Теперь они снова пользовались почётом, и к их словам прислушивались. Бригитта сомневалась в том, что Лугейд на стороне верховного короля: он и ему подобные обладатели древних знаний любили крылатые шлемы не больше, чем римлян.
От крепкого эля у Бригитты слегка закружилась голова. Отставив в сторону кубок, она сонным взглядом смотрела на игру пламени в очаге внизу. Языки пламени подпрыгивали, извивались, танцевали быстрее и грациознее, чем любая девушка на лугу в канун Белтейна — праздника огня. Вверх и вниз… Ветер загудел так громко, что Бригитта с трудом слышала голоса внизу.
Скучно. Пир, который обещал быть таким весёлым, испорчен глупой войной. Бригитта широко зевнула. Она была разочарована. Вчера съехались отдалённые родственники, и у Бригитты появилась надежда, что среди них отец найдёт наконец поклонника, которого одобрит.
Она попыталась рассмотреть внизу лица незнакомцев… Но все они виделись ей лишь смутными пятнами, покрасневшими от близости пламени; кричащая расцветка пледов и костюмов сбивала с толку. Хотя среди них есть и юноши, и опытные воины, ни один из них не привлёк вчера её внимания. Но, конечно, она в любом случае послушно пойдёт с тем, кого назовёт отец.
Её постоянная печаль в том, что он не называет никого. Они уйдут на войну, все эти возможные поклонники, многие погибнут, и выбор станет меньше. Печальная утрата. Бригитта покачала головой, затуманенной элем, загипнотизированная игрой огня. И вдруг поняла, что больше не выдержит.
Бригитта встала и пошла в свою комнату. Вторая дверь её спальни выходила на парапет стены — внешней защиты крепости. Дверь плотно закрыта, но свист ветра слышался сквозь неё ещё отчётливее. В дальнем углу тускло горела лампа. Бригитта сняла платье и, завернувшись в плащ, легла на кровать у стены. Она дрожала не столько от холода, шедшего от камня, сколько от страха перед ветром, перед тем, что могут принести его порывы в такую ночь. Но Бригитта хотела спать, глаза её сонно закрылись, лампа затрещала.
Внизу у очага рука Лугейда неожиданно застыла. Он повернул голову и больше не смотрел ни на Найрена, ни на человека, так красноречиво упрашивавшего вождя о поддержке. Казалось, жрец Древних прислушивается к чему-то иному.
Его удивлённые глаза широко раскрылись. Но тревожный рог часового не гудел, а если сигнал тревоги и зазвучал, то его услышал только Лугейд. Рука его придвинулась к эмблеме, вышитой на груди, — золотой спирали. Жрец провёл пальцем по спирали от внешнего конца до самого центра. Он полуосознанно искал ответа на какой-то важный вопрос.
Подняв взгляд к балкону, на котором сидели женщины, Лугейд принялся их разглядывать, пока не обнаружил, кого недостаёт. Тут он перевёл дыхание. Быстро посмотрел направо и налево. Возможно, он опасался, что привлёк к себе внимание, но все напряжённо слушали незваного гостя. Лугейд слегка отодвинулся назад, закрыл глаза, и его бородатое лицо приобрело выражение глубокой сосредоточенности.
Время ничего не значило для механизмов. Летающие аппараты возвращались, сведения, доставленные ими, сортировались, классифицировались; на основе информации уточнялись детали проекта. Решение было принято, дважды проверено. Затем была подготовлена самая хрупкая и сложная часть оборудования.
Ещё раз в воздух поднялся механизм. Включив искажающее поле, он полетел по широкой спирали. На самом дальнем витке спирали он перевалил через горный хребет. Маяк, вызвавший механизмы из времени и пространства, смолк. Но теперь, далеко и глубоко в скалах, проснулся к жизни новый сигнал. Не отмеченный летающим механизмом, он запульсировал; энергия, породившая его, росла.
В небо ударил новый луч и улетел к звёздам. Пройдёт много лет, прежде чем его уловят те, кто поставил маяк. Но луч нельзя погасить. И могут начаться новые битвы, не такие страшные, как в древности, потому что силы соперников в тысячи, миллионы раз меньше тех, которыми они обладали когда-то. Но время не ослабило их ожесточения и решимости. Они непримиримы, как всегда.
Механизм повернул, порыв ветра подбросил его, как листок. Но ничто не могло помешать ему выполнить задачу.
Бригитта крепко спала, но ей казалось, что она проснулась. Её больше не окружали стены родного дома. Она стояла на тропе, которую хорошо знала. Тропа ведёт к ручью пророчеств, где богиня благословит того, кто сделает ей подношение. И теперь совсем не ужасная ночь Самейна, когда злобные силы охотятся на людей. Бригитту окружала зелёная свежесть ранней весны, праздник Белтейна, когда пылают костры, а юноши и девушки прыгают через них, рука об руку, молясь тем богиням, которые способствуют увеличению племени.
Золотой свет шёл не от солнца. Луч, как золотое копьё, коснулся её ног, поднялся выше, она радостно засмеялась, побежала сквозь сияние, охваченная сильным возбуждением. Никогда она не чувствовала себя такой живой, свободной и счастливой, как в этот момент.
И тут она увидела его. Он ждал её приближения. И она сразу поняла, что именно его она ждала, именно его высматривала среди посетителей или гостей. Именно его Великая Мать дала ей для полного счастья.
Он весь состоял из света, одетый сиянием и теплом. Она подбежала к нему, и сияние и тепло окружили их, отгородили от мира. Никто теперь не мог найти их. Она стала частью его, а он — частью её, и они стали единым целым.
Их окружал золотой мир, он пел, как будто все птицы запели лучшие свои песни. И Бригитта погрузилась в тепло, забыла всё, и осталось только поле, засеянное зерном, готовое принести обильный урожай.