— Не спалось?
Я только кивнул. Старался поддерживать с ним беседу до аэропорта. На регистрации мы с Пепе расстались. Впереди Барселона. В самолёте поспать не удалось — времени слишком мало, да и состояние не сонное. Судорожно осмысливал шансы встретиться с Филом вновь. Он мне позвонит! Или напишет на электронку. Я же оставил визитку! Блин. Нужно было взять его номер и его почту, вдруг он не решится? Но ведь он решился уйти ко мне на целую ночь! Интересно, что он Ларе сказал? Он мне позвонит! Что я ему скажу? А он мне? М-м-м-м — это гудит голова в унисон с гулом мотора…
В Барселоне меня встретили, как старого друга. Я тут уже раз десять был, работал, друзей много. Каталонцы — не андалузцы, интеллигенция! Говорят тише, жесты контролируют, едят в меру и так откровенно не халтурят, не хитрят! Иметь с ними дело — одно удовольствие, тут никогда таких проблем, как в Малаге или Танжере, не было.
Остановился в самом центре на главной улице — Ла Рамбла, в современном и комфортном «Евростаре». Вечером ходил по готическому кварталу, вокруг площади Каталонии, обратно к порту. Но вся красота и весёлая суета туристического города не задевала меня. Финика хочу! Он не звонит! Может, он обиделся за что-то? Например, за то, что я не сказал ему раньше, что уезжаю. Может, ему Лара устроила сцену? Может, и не было сцены, просто он решил прекратить наши отношения, остаться с женой. Может, с сексом что-то не так? Нет, этого точно не может быть! Мы просто летали, ему не было больно, в его глазах было обожание. Хотя он меня почему-то «козлом» назвал! Выучил ведь испанское ругательство! И нежно так — «ка-аброс»! Дурачок! Он курил со мной, переводил дух от страсти, он изголодался за время акта, значит, всё нормально с сексом. Это наше совместное курение из одних рук, его рук, это наше распитие хереса из одних губ, моих губ! Оно связало нас накрепко, он не может не позвонить, он не может исчезнуть… Как же прекратить думать о нём?
Полночи ожидал звонка или письма на почту. Ничего нет.
На следующий день запланированное участие в конференции Ассоциации пароходства Европы, кульминация моей профессиональной миссии здесь. Мне приходится собирать себя из осколков измученного бессонницей сознания, выпиваю три кофе-соло без воды! Выступаю с докладом от нашего пароходства, изменив позиции с учётом новых правил. Умалчиваю о проблемах в Малаге (Пепе может спать спокойно). Отвечаю на неудобные вопросы о бесконечных таможенных проблемах, завожусь даже: я что, премьер-министр? Но выкрутился как-то… Думы о Филе заглохли на эти полдня. Но на фуршете вечером опять прорвало! Да ещё Сантори Унрикайве — наш партнёр в Финляндии — не отходил от меня, приглашал в Скандинавию отдохнуть, а то всё по работе и по работе! Обещал озёрную рыбалку в Купио, тихие отели, паром на норвежские фьорды, круиз на Аландские острова, велосипедные маршруты. И никакой африканской жары, обгорелых плеч, песка в трусах, тоскливой сиесты, газированных слабительных вин, толкотни и пота, великодержавного имперского снобизма времён Изабеллы и Фердинанда, бесконечных восхвалений Колумбу, Гауди, Гойя, Пикассо, Дали и футболу! Как точно он по Испании проехался! Да, пожалуй, отдыхать поеду на север, но в Финляндию ли? Вот, если бы он мне финика моего предложил вместо рыбалки и фьордов… Опять сжалось в грудине.
На ночь выпил снотворное. Телу надо спать, вырубило, но от снов не избавило. Бегал за фиником и не мог его догнать, искал его на каком-то рынке и не мог его узнать, пытался обнять его, но он ускользал… И опять Лёшка! Во сне бывшему другу удавалось догнать, узнать, обнять Фила, а я ревновал! Я кричал Лёхе: «Придурок! Не смей! Встретимся за школой, я отымею тебя! Я убью тебя! Ты не узнаешь себя, изуродую!» Но Лёшка не боялся, смеялся, брал Фила за талию и уходил… А я не мог проснуться. Только будильник спас меня от суицида во сне. Я ещё долго валялся в постели. Жалел себя. Думал о том, что надо найти Лёшку.
До Питера из Барселоны прямой рейс. Сразу с самолёта в офис, сдаю все командировочные документы, встречаюсь с генеральным, получаю похвалу и день на отдых. Пишу заявление на отпуск через две недели, прошу Леночку, из профсоюза, подобрать что-нибудь горящее по Скандинавии, прислать мне на «мыло».
— На двоих? С Нинель поедешь? — как-то робко спрашивает Ленка.
— Может и с Нинель…
— Саш, ты бы не планировал с ней никаких мероприятий… — ещё больше замялась Лена.
— А что, она уже в Юрмалу укатила?
— Так ты знаешь? — выдохнула нинелькина подружка. — Она типа влюбилась опять в кого-то…
— Ну и пусть будет счастлива и упакована! Не грузись, я не в обиде! Наоборот, меньше трат!
— А в Скандинавию-то с кем поедешь?
— Не знаю! Наверное, один.
— Эх, Козлов, Козлов…
Наконец, я дома, где всё кажется пустым и пыльным. Ничего живого. Даже кактус сдох, не перенёс одиночества и жажды. С утра на следующий день нахожу старый блокнот с телефонами и звоню в дом Лёшкиных родителей. Сразу попал на Анну Михайловну, его мать, люди на самом деле не меняют свою жизнь десятилетиями! Она мне даёт мобильный Лёхи и говорит, что сыночек уже два года как в Питере живёт.
Звоню Лёшке, предварительно настроившись, проговорив возможные варианты беседы. Лёха меня узнаёт сразу, мне не пришлось напоминать ему про драки, Вену и поцелуи.
— Лёш, мне надо увидеть тебя.
— Зачем?
— Надо, ты мне снился…
— Ого! Приезжай… — и диктует мне адрес.
К Лёшке не поднимаюсь, жду его внизу. Тот спускается и нерешительно подходит, протягивая руку. Как странно, не знаю, как себя вести с ним, обнять, поцеловать? Нет, не то! Просто здороваюсь за руку. Он тоже не стремится меня сжать и облобызать, но руку не отпускает, внимательно изучает меня.
— А ты, Козлов, не изменился! Всё так же красив и даже чрезмерно красив… Не мешает по жизни?
— А ты изменился…
Это правда, он стал настоящим мужиком — широченные плечи, большие узловатые кисти рук, жизненные морщинки вокруг глаз, никакого гламура и юношеских кудрей. Ранние залысины, которые у блондинов появляются несколько раньше. На плече из-за рукава футболки, который чуть не лопался, обтягивая бицепс, выглядывает татуировка, что-то вэдэвэшное.
— Ты стал брутальным, настоящим мужчиной, — грустно говорю я, — всё ещё служишь?
— Нет, сейчас работаю в ЧОПе, терпеть тупость в армии больше не было сил… А ты?
— По специальности, юрист в пароходстве. Карьера, квартира, всё нормально…
— Я рад за тебя…
— Лёш… Я вообще-то пришёл… Не мог не прийти. Ты прости меня! За то, что было…
— Простить? Это за то, что ты бросил меня тогда… Дурак! Я благодарен тебе за это!
— Как?
— Если бы ты вышел тогда ко мне, я бы не ушёл бы в армию. Я загадал. А так, переболел тобой, и жизнь покатилась по нужному руслу. Чувствовал себя нужным, важным, многому научился, многое понял. Сейчас у меня семья, жена и сын. Думаем девочку завести. И ты знаешь, никаких… ну… голубых пристрастий не испытываю. А ты?
— У меня семьи нет. Хотя была. Мы с Марьей развелись, как только дочке исполнился год. Сейчас дочери пять лет. Вижу её иногда. А по поводу пристрастий… тоже не было. А тут я влюбился, хрень какая-то! Прости, что я тебе об этом говорю. Не знаю зачем.
— Влюбился и колотишь кого-то? — улыбается Лешка.
— Тебе смешно? Как ты думаешь, я вообще способен любить? Так, чтобы не предать никого?
Лёшка перестал улыбаться. И он не стал отвечать на мой вопрос.
— А что я снился–то тебе?
— Ты меня обвинял, ты осуждал меня во сне, ты забирал у меня мою любовь, загораживал, и я не мог с тобой справиться…
— Я не осуждаю тебя, я давно простил тебя, я отпускаю тебя. Иди!
Лёшка встал со скамейки и пошёл от меня к подъезду. Но всё же повернулся и добавил:
— Сань, ты не приходи больше ко мне. Я не смогу просто быть твоим другом. Первая любовь не забывается, сам знаешь. И ты будишь во мне всякие дурные желания. Хотя… если понадобится кого-нибудь отметелить, конечно, звони. Удачи!