Вызываю, значит, желания у него? Простил, значит… И хотя я не поверил Лёшке, всё-таки спокойней стало. Может, сниться не будет? Напился вечером в одни ворота, беседуя со сдохшим кактусом. Уснул в кресле, с бутылкой под боком. Чтобы выглядеть прилично на работе, пришлось постараться. Стоял под душем полчаса, вылил на себя полфлакона парфюма, скоблил шею и скулы до синевы, пришлось пару опохмелина выпить.
На работе вновь забытьё. Как и не уезжал никуда: новые проблемы, новые договоры, старые интриги коллег, старые курительные темы. До середины дня я уже так разогнался, что наорал на секретаршу, чуть ли не матом. Звонки достали, все узнали, что вернулся, звонят с придурочными беседами и неприкрытым любопытством. К чёрту выключил телефон! Пыл мне сбила Леночка, которая принесла проспекты о турах в Скандинавию. Тупо смотрю на картинки, цены, условия, спецпредложения. Не, наверное, не поеду. Загнусь там от тоски один. На югах хоть музыка, шум, суета, яркие краски — всё иллюзия отсутствия одиночества. А в Скандинавии будет ветер задувать в ухо:
— Оди-и-и-и-ин! Оди-и-и-ин умру-у-у-у!
Или надеюсь, что случайно, зайдя в торговый центр на проспекте Маннергейма, увижу финика в оранжевой курточке? Понятно же, что это из фантастики что-то! Может, поискать его. Пепе говорил, что фамилия у них какая-то, типа «Олейнен», у меня ещё ассоциация на оленей тогда родилась. Можно, конечно, позвонить Пепе и попросить съездить в «Апельсины», выписать из отельных документов хоть какие-то их реквизиты. Но это будет слишком! Это я должен был сам сделать тогда! Лох!
Звонят из службы охраны.
— Тут к вам пришли.
— Кто? Зачем?
— Да говорит, что по личному вопросу…
— Блондинка?
— Хм… ну можно и так сказать!
— Я занят и никого не принимаю! Пусть катится!
Блин! Как Нинель умеет припереться в самое неудачное время «по личным вопросам»! Опять деньги закончились? Стерва! Стоп! Она же в Юрмале! Кто тогда это был? Кристина тоже блондинка. Но с той мы так разосрались, что она ни за что не придёт! Кто ещё? Какая-нибудь девочка, с которой познакомился нечаянно до Испании? Ну, тогда и правильно, что послал. Надо разобрать старые письма! Но в мозгу противная мысль чешет внутренность черепа. Кто это был? Бросаю всё и спускаюсь вниз, нахожу Натана Ивановича — это он мне звонил.
— Кто хоть был? Как выглядела дамочка?
— Так это… не дамочка, а парень молодой в драных джинсах.
— Парень? — я сейчас упаду в обморок. — Так, ты что мне не сказал?
— Так вы… это… не спросили!
— Подожди! Он по-русски говорил?
— Да.
— Без акцента?
— Ну, как мы с вами! Александр Борисович, он вот передал вам… — и Натан Иванович протягивает мне МОЁ КОЛЬЦО! — Вам плохо?
— Где он? — хриплю я.
— Так, это… ушёл, он расстроился очень. Но так-то не дебоширил, тихий такой мальчонка, испуганный.
— Куда он пошёл?
— Так это… не знаю я…
Я выбегаю на улицу, куда он может пойти? Чёрт! Бегу налево до перекрёстка, направо, там порт, обзор большой, Фила не видно. Где он? Вдруг уже сел на трамвай, на автобус, в такси? И тогда ВСЁ! За перекрёстком парк, может, он там? Бегу туда. Тут тишина, кусты, статуи, лужи. Где тут его искать? Встал на круглую площадку около неработающего фонтана и кричу:
— Фи-и-и-ил!
Почему он не позвонил? Так у меня же у телефона выключен звук! Включаю, чёрт: масса непринятых, но какой его? И есть ли тут он? Буду звонить всем незнакомым подряд! Первый номер — рекламное агентство. Блин, нажимаю отбой на полуслове. Второй номер, Генка из экономического отдела, говорит, что это его новый номер, чтобы я запомнил. Набираю третий номер из пропущенных. Гудки, гудки, гудки, долго. Это он! Он не берёт трубку! Он обиделся! Набираю ещё раз! Жду, я буду много раз звонить, ты возьмёшь! И, о боже, щелчок.
— Аллё.
— Фил! Ты где? — ору я в трубку. — Не смей бросать трубку! Я сейчас приду к тебе, ты где? Ты, ты… русский?
— Да.
— Какого чёрта, Фил! Какого чёрта ты мне не сказал это? — продолжаю истерично орать я.
— Ты мне тоже не сказал, я думал, что ты испанец… — он говорит очень тихо, мне кажется, что он очень далеко.
— Фил, ты плачешь, что ли? Прости меня! Ты где?
— За тобой стою, здесь, в парке…
Фил
А я плакал. Мне было ужасно больно! Мне сказали «катись»! За что? Оттрахал мальчика, приручил, о любви говорил, а теперь «катись»! Чтобы никто не видел слёз, побежал в парк, там пусто, там отдышусь. В голове сразу мысли — он всё это время играл со мной, изображал кабальеро, а цель была одна, чтобы я пришёл к нему! А какая выдержка! Ни разу не проговорился! Хотя нет, проговорился! Он сказал мне «прощай»! Сказал чисто, так как испанцы не смогут, две согласных в начале слова, да ещё и наше русское «Щ». Какой я лопух! Что бы там Лара ни говорила! Я знал, что не надо было идти! А дорогая сестра накричала на меня, сказала, к чему эти страдания? Типа он тебе визитку оставил именно для того, чтобы ты его нашёл! И вот нашёл!
Сначала он не брал трубку. А потом этот мужик-охранник вежливо так мне сказал, что меня не хотят видеть. А я слышал, что Алекс в трубку говорил, он рявкнул: «Пусть катится!» Снял его кольцо, оно стало мне жечь палец, и оставил охраннику, тот обещал передать, когда Александр Борисович спустится. Отходил около пятнадцати минут в парке, сначала плакал, потом сушил лицо, не могу с красными глазами ехать по городу. Придумывал, что скажу Ларе, которая меня ждёт. Репетировал весёлый тон. В башке голос его: «Фи-и-и-ил!» Всё, глюки уже приключились! Потом звонок. Алекс. Нет, не буду брать. Скажет, чтобы не ходил за ним, не переживал, скажет, что моё жалкое колечко он тоже отдаст… Не беру! Пойду на трамвай, поднимаюсь со скамейки и иду на выход из парка. И на круглой площадке у фонтана вижу Алекса. Блин! Это он меня ищет? Он нервно ходит, тыкает в телефон! Через мгновение мой телефон запел! Надо брать трубку.
— Аллё, — говорю я почти шёпотом.
— Фил! Ты где? — он резко останавливается, хватается одной рукой за сердце. — Не смей бросать трубку! Я сейчас приду к тебе! Ты где? Ты, ты… русский?
— Да, — отвечаю недоуменно я, он не знал, что я русский?
— Какого чёрта, Фил! Какого чёрта ты мне не сказал это? — орёт он мне в ухо и на весь парк, так непривычно слышать и понимать его.
— Ты мне тоже не сказал, я думал, что ты испанец… — оправдываюсь я и шмыгаю носом, так как я понимаю, что он не играл со мной, всё не так! Это было какое-то странное заблуждение! Случайность.
— Фил, ты плачешь, что ли? Прости меня! Ты где? — продолжает орать он, как будто я где-то за морем нахожусь.
— За тобой стою, здесь, в парке…
Он резко поворачивается и наконец видит меня. Он смешной. Взлохмаченный, в глазах — шок, растерянность, изумление. Медленно подходит ко мне и берёт за голову, смотрит в глаза:
— Как же тебя зовут?
— Филипп.
— А фамилия у тебя есть?
— Оленин.
Он начинает хохотать, прижимает меня к себе, охватывает знакомым сосновым запахом.
— Я уже отчаялся ждать! — и вдруг опять отрывается от меня, смотрит в лицо. — А Лара? Она знает?
— Она меня сюда и отправила…
— Ни хрена себе! Как это может быть?
— Ну, сестрица у меня прогрессивных взглядов!
— Сестрица? — опять орёт он и стонет в нёбо. — Я идиот!
Вновь обнимает меня, гладит по загривку, а я его по спине.
— Фил, у тебя каникулы сейчас? Или что там, отпуск?
— Да, в институт с 5 сентября.
— А шенген ещё есть?
— Да, до января.
— Мы с тобой едем в Скандинавию! На твою родину!
— Куда?
— Даже не сопротивляйся! Я всё решил: Финляндия — Дания — Норвегия!
— Что там смотреть?
— Не на что! Мы и не будем смотреть! Мы будем вдвоём! И вообще, мы так много говорим!
Я киваю, соглашаюсь, улыбаюсь…
— Сейчас мы срочно едем ко мне! Невмоготу! — решительно заявляет он и целует меня легонько в губы. — А поговорим после! Успеется!
Я киваю, соглашаюсь, улыбаюсь…