— Немного обгорела, вот и все. Отложите-ка свои орудия, парни. Я позвал вас не за тем, чтобы снимать мою трапезу.— Педли указал на фонарь.-— Вот кое-что новое.
— Собираете древности, инспектор? — Фотограф из «Таймс» невозмутимо посмотрел на него.
— На предмете имеются странные следы. —- Педли показал зарубки на основании.
Газетчики посыпали вопросами:
— Каково их значение?
— Где вы взяли эту вещь?
— Для чего она использовалась?
— Для устройства поджогов. — Педли доедал поджаренный ломтик хлеба. — В числе других на Шестьдесят четвертой улице. По-моему, зарубки показывают, сколько пожаров начали с помощью этого фонаря. Чей он, я не знаю. Нашел я его в квартире Энни Сьютер.
— Той канарейки, что была зарезана в отеле «Гранада»?
— А почему у нее? Она — главный поджигатель?
— Копы ничего не сказали нам о фонаре.
Педли поднял руки.
— Минутку, парни. Энни прятала фонарь для типа по имени Гарри Гуч. Он сейчас в тюрьме. Но, прежде чем мы взяли его, он оставил это приспособление у Энни. Потом кто-то заявился к ней' за фонарем, ничего не нашел и зарезал Энни.
Фотографы засуетились.
— Встаньте, пожалуйста.
— Возьмите свой сувенир в левую руку, инспектор.
— Обнимите его.
— Продемонстрируйте как следует.
— Почему он замалеван черным?
Голос Мертага остановил щелканье затворов.
— Слушайте, но если девица расплатилась за то, что прятала у себя этот хлам, значит, держать его здесь тоже небезопасно.
Педли рассмеялся.
— Небезопасно для того человека, который за ним притащится.
— Можно нам процитировать ваши слова?
— Цитируйте.
Репортер/спросил, не заглядывая в свой блокнот:
— Инспектор, у вас уже есть предположения относительно владельца фонаря?
Педли покачал головой.
— Нет.— По его тону никто не заметил, что именно этого вопроса он ожидал.— Нет, у нас нет оснований связывать подозреваемого с фонарем.
— Подозреваемого? — воскликнули хором четыре голоса.
— Не знаю, имею ли я право выдавать информацию, касающуюся конторы окружного прокурора?..
— Э, не валяйте дурака! — Мертаг цинично усмехнулся.— Вам же требуется, чтобы материалы попали в газеты? Мы сыграем этот мяч.
Педли почесал в затылке.
— Честное слово, ребята, убийство относится к компетенции прокурора. Но нам известно, что подозреваемый посещал в тот вечер квартиру мисс Сьютер.
Фотограф из «Таймс» буркнул:
— Фактически вам ничего не известно.
— Ничего, подлежащего преследованию закона,— уточнил Педли.— Эта проститутка якшалась с кучей народа. И то, что некая «большая шишка» притащилась к Энни домой, еще не означает, что она прирезала ее. Или что фонарь принадлежал ей.
Репортер из «Ньюс» склонил голову набок.
— Вы сказали «большая шишка»?
— Не слишком большая. Ее зовут Кливленд Фарлоу.
Репортер даже прекратил писать.
— Фарлоу из страховой компании? Вот это да!
— Именно, из «Интер глоб».-— Педли ронял слова осторожно. Ему не хотелось говорить ничего такого, что впоследствии пришлось бы брат^ назад. Тогда Олив Фарлоу начала бы подавать через адвоката жалобы, предназначенные для первых страниц газет, и инспектор не смог бы уже рассчитывать на благодарность прессы.
— Имейте в виду, что мы не связываем Фарлоу с фонарем, — продолжал Педли. — Он посещал Энни Сьютер в вечер убийства. По его словам, девушку к тому времени уже зарезали. Квартира ее была перевернута вверх дном, вероятно, искали фонарь. Но не думайте, что мы все успели подытожить.
Мертаг осторожно положил на кровать камеру и вспышку.
— А вам и не нужно ничего подытоживать. Вы и так сообщили достаточно, инспектор: убийство, пожары, орудие для поджогов и парень из страховой компании, каково?
Глава 20
Шейнер открыл дверь жилища Фарлоу, расположенного в надстройке на крыше. Он не выказал ни малейшего удивления при виде Педли и группы газетчиков с камерами..
— Как дела? — спросил инспектор.
— С Фарлоу? Нагнал он на меня страху.— Шейнер явно нервничал. — Он не ложился до пяти утра, проверяя, сколько виски может поглотить человеческий организм. И за все это время не произнес ни одной связной фразы.
— Не похоже, что ты не спал всю ночь.
— Да, я сейчас объясню.— Помощник усмехнулся с извиняющимся видом.— Сразу после пяти пришел китаец Фарлоу и отволок его тело на кровать. Я решил, что вряд ли он Оживет до двенадцати и прилег на софу здесь, в гостиной. Около восьми я просунулся — и что же увидел?