— А какие-нибудь важные ключи похитили?
— Да. Но я не представляю, как смогут их использовать подростки. Кроме того...
Я стал ждать продолжения.
— Среди них был ключ от конторы,— наконец заявил он.— Утром мне пришлось попросить Рут отпереть помещение.
— Вы об этом тоже сказали полиции?
— Нет. Они не спрашивали.
— У вас забрали ключ от дома Фридмана?
— Да, и его тоже. От парадной двери.
Я внимательно смотрел на Аллана, пока он говорил. Темно-красная полоса на щеке выделялась на бледной коже.
— Я догадываюсь, о чем вы подумали,— продолжал он. — Но если кто-нибудь забрался в контору или в дом, он действовал очень осторожно. Мы пока не обнаружили там никаких следов присутствия постороннего человека. И откуда им знать, что эти ключи отпирают? А если им требовалось завладеть каким-то определенным ключом, зачем они взяли бумажник и часы?
— А почему бы и нет?— пожал я плечами.— Они забрали все, что могли.
— Да, наверное, вы правы.
— На вас точно напали подростки?
— Честно говоря, не убежден. Было уже темно, и я не разглядел их как следует. Но, судя по фигурам и манере говорить, они были молодые. У одного из них такой необычный гнусавый голос.
— Есть какие-нибудь новости о Рубине Сноу?
— Мне известно только то, что напечатано в газетах,— ответил Аллан. — Очевидно, его убийство связано с наркотиками.
— Почему?
— У Рубина нашли маленький пакетик героина. Писали, что его обнаружили в потайном кармане пиджака. Полиция считает, что он перепродавал наркотики. Утверждают, что сам Рубин не был наркоманом. Преступник обыскал его, но, похоже, не нащупал потайного кармана.
— Полиция не могла желать ничего лучшего, — пробормотал я.
— Что вы хотите этим сказать?
— Сначала, — ответил я, — в автомобильной катастрофе погибла Дениза Данцер, и водителя другой машины не нашли. Затем Фридман утонул в собственном плавательном бассейне при обстоятельствах, которые позволяют считать происшедшее несчастным случаем. Теперь убит Рубин Сноу, и, поскольку при нем обнаружили героин, его смерть объясняют сведением счетов между распространителями наркотиков.
— Вы полагаете, что его убили по другой причине?
— Не знаю, что и думать, Аллан. По-моему, все это чересчур просто.
— Возможно, вы правы.
— Нападение на вас я тоже нахожу довольно странным.
— Вы предполагаете, что на меня напали, дабы завладеть ключами?
Я вздохнул и заметил:
— Вдобавок ко всему вас еще пытались прикончить в «мерседесе» Фридмана.
Аллан ощупал пальцами белую повязку, на которой висела его рука, и уставился перед собой.
— Об этом я уже не вспоминаю,— невыразительно проговорил он.
Я направился к двери.
— Не буду вас больше отрывать от работы.
— Нет, погодите минуту, — попросил Аллан.
Я остановился.
— Я хотел показать вам кое-что еще,— произнес он.
Я вернулся к письменному столу.
— Просматривая бумаги мистера Фридмана, я наткнулся на одну вещь. Вероятно, мне следовало передать это вместе с бумагами Карлину, но...
Аллан выдвинул ящик стола, достал оттуда книгу в красном кожаном переплете и положил ее перед собой. На ней красовались вытисненные золотом имя и фамилия Фридмана. На книге имелась застежка для запирания от любопытных глаз, но замок отсутствовал.
— Это дневник мистера Фридмана,,— пояснил Аллан. — Я нашел его в письменном столе покойного.
Я сел и взял книгу. Между страницами находились закладки. Аллан сказал:
— Там в основном описываются его личные дела. Мне не следовало его читать, но я все же прочел. Не знаю, с чего начать. Может, вы просмотрите те страницы, которые я заложил?
Я открыл книгу на первой закладке. Сверху шли повседневные записи Фридмана, неинтересные для постороннего человека. Однако в середине страницы почерк стал мельче, словно он хотел побольше на ней уместить.
«...Сегодня подтвердились мои худшие опасения. Ар-лена совсем не близкий мне человек, но она одна из моих немногих еще не умерших родственников, и я собирался завещать ей большую часть своего состояния. Теперь все уже позади. Я давно заметил, что она как-то изменилась, но только теперь узнал, что у нее есть склонность к лесбийской любви. Сегодня я снова пытался говорить с ней о ее жизни, о знакомых, которых она выбрала, но она не желала меня слушать. Она назвала мои обвинения ерундой и заявила, что у меня извращенное воображение. Мне очень не хотелось, однако пришлось сказать ей, что я лишу ее наследства, если она не постарается изменить свои наклонности. Я даже предложил ей оплатить лечение, если в нем возникнет необходимость. Но я опасаюсь, что дна не поддается влиянию...»