«Я знаю, как уничтожить зло… Его часть. Пусть это будет стоить мне жизни. Но все иначе… В прошлый раз я шла мстить за себя, за то, что осталась одна, за неоправданные ожидания. И все вышло как-то неправильно… Как изолированный атом, как эгоистическая личность… Он спросил именно меня… Я… ответила. И как будто забыла, что человек никогда не принадлежит одному себе. Ваас об этом забыл и ныне носит клеймо безумца и предателя. Человек принадлежит всем, кто ему помогал, кто волновался за него, даже тем, кто не принимал его. Но все эти люди… Не важно, что связывает или связывало меня с… ним… Теперь пусть меня ведет боль всех этих людей!»
И она знала, что сознательно идет на новый грех, но на войне солдат иным судом мерят. А павшим в битве на том свете, как говорят, даются крылья, чтобы вечно они боролись с демонами. И это не такая плохая участь. Человек никогда не принадлежит себе. И если не сопротивляться злу, то оно поглотит изнутри.
«Если бы одна моя смерть, один мой сожженный дом могли остановить навсегда все войны, я бы, не раздумывая, отдала все, что есть… Если знать, что эта жертва без борьбы прекратит страдания людей, перережет эту страшную цепь на мистическом уровне. Но, скорее всего, нет… Здесь так много смертей и разрушений, что еще одну вряд ли кто-то заметит. Поэтому придется бороться силой».
Через две недели снайпер вышла из Бедтауна, но не с винтовкой, а с пистолетом-пулеметом, который любезно предоставил Герк, старуха же только отдала старый нож для выживания. Джейс покинула пределы города, но обернулась, брови ее сдвинулись, нет, в городе существовало еще одно место, с которого и стоило начать свою борьбу. Да, новый грех, новое убийство. Но если кто-то не возьмет в руки меч, то в зыбучий песок грехов угодит еще больше людей.
Вот эта мерзкая неоновая дешевая вывеска, вот эти грязные матрацы и несколько бьющихся от ломки полуголых девчонок лет восемнадцати, а то и меньше.
Женщина подобралась с тыльной стороны к публичному дому Бедтауна, подозревая, что напрасно рискует, но поступить иначе не могла, особенно, когда в очередной раз наблюдала сцену избиения одной из «дамочек» хозяином притона, который рычал, что в его бездонный карман попадают не все деньги…
Движения Джейс уже не причиняли особенной боли, но любую боль она умела гасить стремлением, стремительным прыжком пантеры, подбегая с ножом к пособнику разврата, почти не ощущая, как полоснула по дряблой шее лезвием ножа. Но нет, убивать ножом — слишком ясное чувство, это перерезанные артерии и связок, жил, слишком близкий их хруст.
Но не успело тело сутенера повалиться у ног опешившей избитой «девицы», как убийца скрылась среди хибар, точно тень. Вот и все. Она научилась уничтожать без ненависти, без стремления убивать, не ради вымещения своей боли. Не убила бы, существуй хоть единый шанс, но нет, на этого посредника пиратов угрозы уже не подействовали бы.
Обитательницы притона сбегались на отчаянный вопль ужаса свидетельницы, но Джейс к тому времени уже уходила прочь от Бедтауна по направлению к одному из аванпостов ракьят, недавно отвоеванному, намереваясь присоединиться к сопротивлению.
Может, она оставляла девиц без средств к существованию, но она сделала, что могла. Остальное зависело от них, может, у кого-то и хватило бы смелости изменить свою жизнь. Ведь это и есть выбор: изменение или повторение бессмысленных действий.
Одинокий воин в тельняшке и штанах цвета хаки, с пегими волосами и сине-серыми глазами, со шрамами на теле и, что хуже, вдоль души. Много ли могла она изменить с ножом и пистолетом-пулеметом? Но она не намеревалась идти одна. Да и один в поле — всегда воин. Со злом в душе каждый воюет один, но вместе со всеми.
Ныне все зависело от крепости духа народа ракьят и от ее воли. Но легко сказать — нелегко сделать.
Комментарий к 124. Стань таким, каким ты не был Ну, все, на финишной прямой! Да! И экшен сейчас будет. Поэтому и главы не делю на мелкие кусочки.
Мысли героини курсивом, потому что они как бы пронзают эти две недели ее выздоровления, то есть это, скорее, общий вывод из всех ее размышлений.
Так-с, перед написанием новой главы надо собраться с мыслями.
====== 125. Между землей и небом — война ======
Земля.
Небо.
Между землей и небом — война.
И где бы ты ни был,
Что б ты ни делал,
Между землей и небом — война.
© Кино (Виктор Цой) «Война».
Она помнила ритм его сердца, каждую ночь слышала во сне, даже в кошмарном бреду, но ныне шла, тверда, как гранит — тот камень, что не стал плитой на могилах ее друзей и многих убитых ракьят. Она просила руки не дрожать, а волю сделаться непоколебимее самых древних скал, не принимать смерть, не принимать зло, чтобы не раствориться в нем, не стать его порочной частью. И не важно, что раньше связывало с этим человеком по имени Васко.
Теперь она ехала в старом гудящем на все лады военном джипе в окружении отряда ракьят с автоматом наперевес. Обещали, что при первой же возможности отдадут ей снайперскую винтовку, правда, для это следовало сначала обезвредить снайпера, встречи с котором никто не желал. Пока ей только дружелюбно предоставили на одном из недавно взятых аванпостов автомат убитого пирата, да клетчатую тряпицу, которую она обматывала вокруг головы, чтобы не получить солнечный удар и не глотать дорожную пыль.
— Скажи, а я что теперь… Откуда вы меня знаете? — спрашивала в сотый раз Джейс у одного из ракьят, дивясь, как ее приняли в сопротивление, ведь только недавно в деревне Аманаки ее назвали оборотнем. Вообще не поймешь, что творилось в головах этих людей, не оторвавшихся от природы и архаических представлений о мире. С пиратами все ясно, достаточно ясно, чтобы уничтожать их без колебаний, а вот ракьят… Снова приняли ее как союзника, незнакомые, не спрашивали ни документов, ни имя, просто увидели ее, спросили: «Ты тот самый снайпер?» и вновь позволили встать в их ряды. Джейс верила в людей, вот только людям все ж не верила, но лучше сражаться плечом к плечу, чем исчезать бесследно в джунглях.
— Да, Цитра всем рассказала! — сурово одобрительно кивал один из воинов, мужчина средних лет.
Получалось, что Джейс стала чем-то вроде известной личности после того, как совершила невозможное: уничтожила в одиночку двоих лучших снайперов самого Вааса, взорвала его катера, да и вообще устроила самую настоящую масштабную диверсию. Ракьят почти сакральный ужас сдерживал, а ее в ту ночь ничего не держало, будто вырвалась из нее дикая неуправляемая стихия, будто взыграло море волнами цунами.
Но ныне в ней не осталось ничего дикого, ничего неуправляемого, будто увидела себя насквозь, сделалась прозрачной. И, очевидно, никто не знал, какой шанс представился ей тогда, в ту ночь. Спустить курок, не смотреть в его глаза, не видеть всю их глубину, эту пустоту, этот вопрос. Забыть, что понимал лучше всех, стереть из памяти все следы упоминания этого человека. Нет, не сумела. Значит, в этом содержался какой-то замысел упрямый. Благо или зло совершила? Каким судом измерить?
А что теперь? Машина направлялась по ухабам и горным тропам мимо водопада и старого схрона Герка на запад, а Джейс вспоминала, что где-то здесь, недалеко, с Дейзи случилось непоправимое. Обвинить себя в этом, сокрушить? Зачем? Скорбь ее никогда не сумела бы найти исхода, однако же скорбь не равна самоуничтожению, скорбь позволяет двигаться дальше, не замыкаться в апатии, жить ради тех, кого не вернуть, потому что, если небо разрешало столько раз выжить, значит, остался какой-то замысел упрямый, значит, в вечном повторении содержался тугой виток пружинный, все гнется кругом, да наверх.