Вика сразу обратила внимание на один из самоваров, он словно магнит, притягивал ее к себе.
- Этот.
Ерофеиха кивнула. Вика забрала самовар и потащила к себе. Лида вздохнула.
«Даже спасибо не сказала, - подумала женщина. - И то сказать, за что благодарить, самовар же ихний. Ну хотя бы за то, что вернула. Он же тыщи полторы как минимум стоит, а то и больше. Может даже пять-шесть. Ладно, пускай». Странное дело! Расставшись с добром, Ерофеиха не только ни о чем не жалела, ей даже стало легче дышать. Словно годами подвешенный тяжкий груз свалился, наконец, с ее души. И почти физически женщина почувствовала, как проклятия, посланные ее роду, начинают потихоньку отваливаться, словно короста.
За неделю правнучка комбедовца вернула самовары Касьянихе, Козлихе, Митричу, Чупачихе и Яшичке. Весть о том, что Ерофеиха раздает самовары, распространилась мгновенно. В деревне даже судачили: что это вдруг нашло на Лидку? Умом ли тронулась или помирать собралась? Очень уж не было это похоже на всегда прижимистую бабу, готовую грудью отстаивать любую дребедень. Видимо, здорово перетрухнула, когда на нее маньяк напал.
Лидия продолжила чаепитие. Зять с дочкой, конечно, будут недовольны, столько денег пропало зря, но зато ее внученька Аленушка будет расти без хвоста из людской ненависти и злобы. Очистился род Ерофеевых. Давно пора.
Вспомнила, как встретила вчера по дороге предпринимателя Андрюху Лоскутова, тридцатидвухлетнего мужика с водянисто-голубыми глазами и какой-то размытой, невыразительной внешностью. Его предки тоже были раскулачены неуемным Лидкиным прадедом. Родители Андрюхи когда-то переехали в город, но два года назад он вернулся в родовое гнездо вместе с молодой женой-учительницей. Лидка не знала выражений типа «роковая женщина», но чувствовала, что с этой бабенкой он хлебнет лиха. Ерофеиха даже поежилась, вспомнив ледяной, безжалостный взгляд химички. Интересно вот, а женщины-маньяки бывают? Говорят, Андрюхина жена всегда ходит с ножом, вот и Веньке-дураку перепало.
- Андрюш, забери самовар. Я уж почти все раздала.
Тот кивнул.
- Ладно, только вместе с женой приду, пусть сама выберет.
Но Лена ответила, что в доме и своего хлама хватает. И сам Андрей отправился вечерком к Ерофеихе. Лида взяла фонарик, и пошла вперед, Андрей двинулся за ней вверх по лестнице. Когда поднялись на чердак, Лида оглянусь. Густая черная тень легла на лицо мужчины. Внезапно Ерофеиху охватил ужас. Ей вдруг на мгновение показалось, что перед нею тот самый ночной гость. Но один шаг, и свет снова упал на лицо Андрея. Ерофеиха невесело усмехнулась: пуганая ворона и куста боится.
Андрюха выбрал самовар и поволок его домой. Ерофеиха взяла кусок недоеденного пирога и вынесла Графу, шустрому щенку, взятому недавно у злосчастного Веньки Спиридонова. Перед сном подумала, что нужно будет еще отдать самовар Сычихе да два Кольке Большакову: его предки, как и Нюркины, тоже были раскулачены в начале тридцатых. Позвонила дочь. Все в порядке, Аленка хорошо кушает и спокойно спит. А перед сном Ерофеиха вспомнила самое приятное после рождения внученьки событие и улыбнулась. Это случилось сегодня днем.
Мария, встретив ее в магазине, сказала:
- Ты это, Лид, заходи к нам как-нибудь чайку попить...
Она кивнула и быстро пошла домой: в груди вдруг стало жарко, в носу защипало, а глаза увлажнились...
Мария, Вика и Лара съездили на могилу бабушки. Как всегда, их свозила туда Александра, которую немного мучил токсикоз, а в целом она чувствовала себя хорошо. Бабушка Агафья была из соседней деревни. Здоровье у нее было слабое: и сорока лет на свете не прожила. Мария, ее единственная дочь тогда только техникум закончила. Отец Марии был здоровяком, но вскоре последовал за женой: поехал в город продавать мясо, и его зарезали местные хулиганы.
Похоронили бабушку Агафью рядом с ее родителями: она была их единственным, поздним ребенком. А потом Мария вышла замуж в Кузьминки за Володьку Пушкова, отца Вики и Лары, который позже погиб на работе. Вот и приходится теперь в дни памяти бабушки Агафьи ездить в другую деревню. А раньше они втроем ходили туда пешком.
Александра теперь по субботам посвящала Вику в свои дела: ей предстояло на время заменить бывшую свекровь. Саша оказалась хорошим преподавателем: Вика быстро вникала в суть дела, казалось, теперь она знает о мебели все. Она вникала и в бухгалтерию, и в менеджмент, и в рекламу. Еще немного, и из газеты на время придется уйти... А еще Вике нужно было выбрать подарок: у Лося, директора школы, дочь Наталья, выпускница пединститута, умница и красавица, выходила замуж за Игорька Козлова, сына главы местной администрации.
Женя шла из школы, погруженная в свои невеселые мысли. Сергей Михайлович по-прежнему оставался центром мироздания для юной влюбленной девушки. Впереди нее не спеша двигались жена директора Наталья Федоровна и невзрачная русичка Лариса Юрьевна, жена математика. Учительницы обсуждали какого-то мужика.
- До чего же работящий, до чего же хозяйственный, просто чудо, а не мужик. День и ночь на эту лентяйку пашет. Прямо совести у нее совсем нет.
- Ой, Наталья Федоровна, чужие мужья всегда прямо ангелы во плоти. А я вам скажу, что он жлоб редкостный. Я сама видела, как он выброшенные за калитку цветы подобрал и домой сажать поволок. Прямо Плюшкин!
Конечно, Жене эти бабские разговоры были не интересны, но она надеялась услышать что-нибудь о Нем, и потому, тщательно соблюдая дистанцию, двигалась за женщинами, навострив уши.
- Ну, ей-то они ничего не жалеет, да еще, видишь, и цветочки ей сажает, кобыле этой. До чего же противная баба, наглая, высокомерная. Помнишь, Ларочка, в какой юбке она на выпускной приперлась, просто срам! Позорище! Я ее так деликатненько в сторонку отзываю, намекаю, мол, у нас все же тут дети, а в такой юбке чуть нагнешься и трусы будут видны. Знаешь, что она мне ответила? Оглядела сначала меня с головы до пяток, сморщила нос, а потом и говорит: «По-вашему, я должна одеваться в стиле сельской учительницы тридцатых-пятидесятых годов? А трусы я в такую жару не ношу». Представляешь?! Я чуть не упала. И таких еще замуж берут!
- Да уж, та еще оторва. В старые времена она бы под красным фонарем стояла за два рубля, а теперь - педагог! И зачем такие в школу лезут?! Стояла бы себе на рынке, как вся ее родня. Не удивлюсь, если она еще потихоньку и за воротник закладывает.
- Ларочка, она ведь и твоему Сереже глазки строит будь здоров.
- Да нужна ему эта потаскуха! Будьте спокойны, Наталья Федоровна, он до таких брезгливый. Ну там поболтает, похихикает и ладно. Не может же он к ней спиной поворачиваться, когда она с ним заигрывает. Слышали бы вы, как он о ней дома отзывается!
- Ну, я на твоем месте, Ларочка, не была бы так уверена. Мужики - те еще актеры, уж поверь мне!
- Нет, Наталья Федоровна, об этом и речи быть не может. Он на дух не выносит таких дешевок!
Женя горько усмехнулась. Русичка, конечно, нагло врет. Сережа не похож на двуличного человека, а к химичке, если речь шла о ней, он явно относится очень хорошо.
- Кстати, она ведь и со старшеклассниками нагло заигрывает!
А, так речь вовсе не химичке! Женя не раз видела, как англичанка Верочка строит глазки рослому симпатичному Кириллу и вообще относится к мальчикам явно лучше, чем к девочкам. Тоже та еще модница, молодая и хорошенькая, и муж вокруг нее зайчиком скачет.
Затем разговор двух женщин перекинулся на скорую свадьбу директорской дочки. Наконец, Наталья Федоровна дошла до дома, женщины распрощались, и Женя незаметно шмыгнула в проулок. Жаль, что ничего интересного про Сережу она не услышала...
Сергей Михайлович метался по комнате, словно зверь в клетке. Жена что-то стряпала, гремя кастрюльками. Сегодня пятница, уже почти что вечер. Все, он больше не может... Незримая сила постепенно затягивала его в свой аркан, и сопротивляться ей становилось уже невыносимо. Нет, он больше так не может! Не может! Это невыносимо.